Огненная принцесса - Эдмонд Мур Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Яхта прошла орбиту Земли, заправилась на неприметной космической станции и ускорилась. Хирст продолжал отвлекать Беллавера, приказывая время от времени менять курс, чтобы тот был счастлив. Время от времени он позволял своему разуму бродить по тёмным пространствам, от которых они с каждой секундой уходили всё дальше. Каждый раз это требовало больших усилий, но до сих пор не нашлось никаких признаков звездолёта или его базы, и поэтому он знал, что работа пока ещё продолжается.
К тому времени, как яхта достигла орбиты Венеры, вокруг неё собрался похожий на веер хвост из других кораблей, приведённых известием, что Беллавер на пути к звездолёту. Постоянный контакт держали правительственные патрули.
— Они не вправе вмешиваться, — заявил Беллавер. — Я получил официально подтверждённое право на пользование этим кораблём.
— Конечно, — сказал Хирст. — Но тебе лучше быть первым, кто его найдёт. Фактическое владение, ты в курсе. Потерпи немного. Введи их в заблуждение. Теперь они уверены, что знают, куда ты идёшь.
— Разве нет? — сказал Беллавер, глядя на сверкающую искру, которой был Меркурий. — Больше идти некуда.
— Разве некуда?
Беллавер уставился на него, сузив глаза.
— Легенда о Вулкане была разоблачена первыми исследователями. Внутри орбиты Меркурия нет мира.
Хирст ментально взглянул в сторону Плутона. По-прежнему ничего. Он вздохнул и легко ответил:
— Тогда не было. Теперь есть.
Он бесстыдно смотрел в недоверчивое лицо Беллавера.
— Вспомни, это лазари, а не люди. Они построили для себя убежище, где никто и подумать не мог. Не планета, конечно, просто плавучая мастерская. Спутник. И теперь ты знаешь. Так что ты можешь позволить им обогнать тебя на пути к Меркурию.
— Хорошо, — тихо сказал Беллавер. — Хорошо.
Они прошли мимо Меркурия, затерявшегося в лучах солнца, и лишь несколько кораблей продолжали идти за ними далеко позади. Остальные задержались, обыскивая скалистые долины Сумеречного пояса и мрачные ледяные поля тёмной стороны.
И теперь Хирсту нужно было открывать карты, и он это понимал. Когда спутник внутри орбиты Меркурия не появился ни физически, ни на экранах детекторов, больше не могло быть никакой лжи. Он разгонял свой разум и уходил к холодным планетам, кружа там, куда едва доходил солнечный свет, и он страдал, молился и надеялся, его план удасться. И вдруг плащ оказался сброшен, и за Плутоном он увидел одинокий обломок скалы, весь издолбленный цехами и жилыми пещерами, и большой корабль, стоящий на равнине в милю длиной с плывущими над головой звёздами. Вот корабль поднялся с равнины, рванулся вверх, и вдруг его не стало.
Хирст горько сожалел, что его не было на борту. Но он сказал Беллаверу:
— Теперь ты можешь прекратить свои поиски. Они улетели.
Он наблюдал, как Беллавер умирал, стоя на ногах прямо, продолжая дышать, но умирал внутри с последним уходом надежды.
— Я подозревал, что ты врал, — уронил он, — но это был мой единственный шанс.
Он кивнул, глядя на зашторенный иллюминатор с невыносимым пламенем с другой стороны. И заговорил ровным мертвенным голосом:
— Что если высадить тебя здесь, связанного, в спасательной шлюпке, направленной прямо к Солнцу. Да. Я мог бы придумать подходящую историю.
Тем же безжизненным голосом он позвал своих людей. Как вдруг яхта едва не перевернулась, содрогаясь от завихрений какой-то колоссальной энергии. Хирста и остальных расшвыряло, отбросив к перегородкам, свет погас, и огоньки приборов погасли.
С той стороны иллюминатора на противоположной Солнцу стене из ничего материализовалась огромная тёмная форма и зависла рядом с яхтой.
Хирст услышал в своем разуме сильный и ясный голос Шеринга.
— Разве я не говорил тебе, что братство своих не бросает? Кроме того, не могли же мы сделать из тебя лжеца, ведь правда?
Хирст рассмеялся, немного истерично. Он заговорил с Беллавером:
— Вот твой звездолёт. И Шеринг говорит, что если я не буду жив, когда он явится за мной на борт, они не станут так же осторожничать с деформацией пространства при уходе, как при появлении.
Беллавер не сказал ничего. Он, не разговаривая, сидел на палубе, куда его отбросил удар. Он так и сидел там, когда Хирст прошёл через шлюзовую камеру в шлюпку звездолёта, и не шелохнулся даже тогда, когда громадный корабль бесшумно исчез в гиперпространстве, которое отворил разум лазарей, уходя в безграничную свободу Вселенной, где вечно мчат сквозь бесконечность вращающиеся галактики, и ярко горят звёзды, и нет ничего, что остановило бы марш Легиона Лазарей. И кто знает, кто мог бы сказать, где закончится этот поход?..
А за миллион миль оттуда на борту звездолёта Хирст сказал Кристине:
— Когда они вернули меня из-за двери, это было пробуждением. Но это… это — родиться заново.
Она не ответила. Но взяла его за руку и улыбнулась.
Люди как боги
(повесть, перевод Н. Рубаи)
The Godmen,
журнал «Space Travel», 1956, № 11
Глава 1
К свободе, маленький землянин,
к свободе от Земли и Солнца!
Он вырвался на свободу. К этому времени забытыми и маловажными стали первые жалкие попытки: спутники, последовавшие за ними ракеты к Луне и Марсу, все эти неуверенные детские шаги. Сейчас, со звёздным двигателем, человек вырвался на свободу, и ему впервые покорялись звезды…
И вдруг Марку Харлоу показалось, что вся Вселенная смеётся над ним, над тщеславием человека, космический смех звенит по галактикам.
Но ты не первый, маленький землянин! Это давно сделали ворны!
И исполинский хохот от этой шутки качал и сотрясал созвездия, и Харлоу закричал от разочарования и стыда.
Он вскрикнул и проснулся.
Он был не в космосе. Он был в своей койке на «Тетисе», обливался потом, и на него с удивлением смотрел Кволек, его второй офицер.
— Я пришёл разбудить вас, сэр, а вы закричали.
Угасающие отголоски космического смеха до сих пор издевательски звенели в ушах Харлоу. Он выбрался из койки и застыл на пластиковой палубе, размышляя.
«Если это правда, то это — шутка над нами всеми. И шутка может стоить Дандональду жизни».
В иллюминаторы маленькой рубки лился розовый свет чужой звезды. Маленький звездолёт «Тетис» принадлежал Земле, и девятнадцать парней на его борту были людьми с Земли. Они забрались далеко и упорно трудились, и чувство, что никто до них такого не делал, озаряло их путь. А теперь, если бы они узнали, что их опередили, что бы они почувствовали?
Харлоу сказал себе забыть об этом. Не было смысла