Шолохов - Валентин Осипов

В 1938 году я ходил к Берия по делу Клейменова. Будучи твердо уверенным в том, что арест Клейменова — ошибка, я просил Берия о тщательном и беспристрастном разборе дела моего арестованного друга. Но Берия при мне, наведя по телефону справки, сказал, что Клейменов вскоре же после ареста расстрелян.

Верю, что ознакомившись с „делом“ Клейменова, Комиссия Партийного контроля при ЦК КПСС посмертно реабилитирует убитого врагами коммуниста Клейменова И. Т.».

Весна выдалась нехорошей во многих смыслах. Это даже отразилось в письме вдове Клейменова, где писал о том, что продолжает бороться за реабилитацию ее мужа: «Стоит у нас дикая, атомная зима. Дон вскрывался за зиму дважды, чего не помнят древние старики. Уже в течение 3-х недель на Дону — беспрерывный ледоход. Все речки „играли“ по несколько раз, и мы уже давно отрезаны от внешнего мира. Самолеты почтовые не летали все время из-за дурной погоды…»

Неужто это мрачная стихия накликала беду — негаданную? Инсульт! Удар, как говорили в старину. Первый с таким диагнозом. Но уже второй — военная контузия! — удар по работоспособности. Сильный характер, однако, совладал с этим. Не было никакой паники. Выкарабкался и старался не придавать значения сигналу свыше. Такое настроение отразилось в весточке Левицкой: «Долго и зло хворал. Началось с гриппа, а закончилось осложнением, и я едва не остался калекой (что-то случилось с правой ногой, нечто вроде паралича, но сейчас уже научился ходить, хотя и с трудом)…»

Такое вот перенес, а по-прежнему драчлив в литературных схватках. Вставил в письмо отклик на съезд. Стал пояснять, что не было чего-то «крамольного», как сам написал, в его речи против Федора Гладкова: «Не верьте Гладкову…

В опубликованной стенограмме — все как было, за исключением изъятых мелочей. В частности, я дружески советовал „голому королю“ не обижаться на критику, а „одеться“ поплотнее и не в фасонистую, а в добротную „одежду“, только и всего». Шолохов зря прибедняется — критика перехваленного властью писателя (дважды подряд год за годом лауреат Сталинской премии) получилась край как колючей.

Из Москвы в ответ приободряющая весточка от Левицкой — «давление» Шолохова на Комитет партийного контроля по «Делу Клейменова» возымело действие: «Ваше письмо произвело большое впечатление и двинуло дело вперед».

Добавила: «Вы — настоящий друг».

И читалась эта фраза как указ о присвоении самого высшего у человечества звания.

Дополнение. Любовь Шолохова к Есенину стала известна в семье наследников поэта. Потому-то от его сестры Екатерины придет в Вёшки «деловое» письмо в октябре 1964-го: «Дорогой Михаил Александрович! Издательство „Советская Россия“ готовит к выпуску однотомник С. А. Есенина, в который войдут почти все произведения поэта. Мне поручено составить этот сборник, и я очень бы хотела, чтобы Вы написали предисловие к этому тому. Вам доступно понимать творчество Есенина. Если будет возможность, не откажите. С глубоким уважением, сестра поэта С. А. Есенина».

Как сказала-то — «доступно понимать»!

«Поднятая целина», вторая книга… Пополнилась рукопись монологом Щукаря. Да таким, что цензура долго будет обливаться потом — «пущать или не пущать» этакую усмешливую двусмысленность: «Много я разных брошюров прочитал… после социализма припожалует к нам коммунизм… Тут-то меня и одолевает сомнительность, Кондратушка… В социлизм ты входил, слезьми умываючись, а в коммунизм как ты заявишься? Не иначе как по колено в слезах прибредешь, уж это как бог свят!» (Кн. 2, гл. XXII).

И прежняя шолоховская живопись: «Спускался благодатный дождь… Теплые, словно брызги парного молока, капли отвесно падали на затаившуюся в туманной тишине землю, белыми пузырями вспухали на непросохших, пенистых лужах; и так тих и мирен был этот легкий негустой дождь, что даже цветы не склоняли головок, даже курицы по дворам не искали от него укрытия…» (Кн. 2, гл. IV).

Его писательская палитра, несмотря на инсульты, по-прежнему щедра. Рождались новые присловья-поговорки. Для Лушки придумал: «Умный и с дураком умный, а дурак и с умным вечный дурак». Для Аржанова придумал: «У черкесов — сердце, а у русских заместо сердца камушки, что ли? Люди, милый человек, все одинаковые».

Жаль, что житейская суета то и дело отвлекает его от писательского стола. Впрочем, эти отвлечения — суть характера.

Принялся защищать одного молодого писателя от обвинений в политической ереси. Но творческими принципами не поступился: «Никакой „крамолы“ в рассказах нет, все это выдумывают досужие „мыслители“. Рассказы просто по-детски беспомощны, только и всего». Снабдил коллегу советом: «Если хотите посмешить читателя, — не злоупотребляйте юмором и гиперболой… То и другое отпущено Вами в лошадиной дозе. Так нельзя».

Новое чтение — опять присланы рассказы. Остроумен в отзыве: «Сюжет разворачивается, как изношенная пружина…»

Пообщался с вдовой Николая Островского, проведал!

По-доброму оценил иллюстрации к «Левше» Лескова престарелого художника Николая Кузьмина, будущего лауреата Ленинской премии.

Все это и немало другого приходило к вёшенцу в эти зимние месяцы. Так преодолевал инсульт.

Апрель. ЦК не забывает писателя Шолохова. Памятливость эта, как знаем, через раз с лихом. Ныне принято постановление «О награждении писателя Шолохова М. А. орденом Ленина». Вскоре Президиум Верховного Совета издал следующий указ: «За выдающиеся заслуги в области художественной литературы, в связи с пятидесятилетием со дня рождения наградить писателя Шолохова Михаила Александровича…»

24 мая. «Правда» почтила от имени партии и правительства его юбилей — напечатала указ и разверстала подвалом редакционную статью. Писателя трагедийного дара и светлых художнических чувств превратили в жреца соцреализма и партдогматизма: «Героическая романтика революционной борьбы… Шолохов — глубоко партийный писатель… „Поднятая целина“ стала настольной книгой у тех, кто строит социализм…»

Шолохов в своих даже обычных в писательском общении поздравлениях выражал себя наособицу. В эти дни отослал телеграмму Сергееву-Ценскому: «С истинным наслаждением прочитал „Утренний взрыв“. Дивлюсь и благодарно склоняю голову перед Вашим могучим, нестареющим талантом. Ваш Шолохов».

Время начало отсчитывать второй полувек шолоховской жизни…

Подступило для Шолохова время определиться — во всеуслышание — каким он представляет себе после смерти Сталина взаимодействие партии и писателей.

Шолохов в «Правде» поздравил свой цех — деятелей культуры — с вступлением в новый год. И начал необычно: «Не хочется повторять давно уже всем известные истины… Сухая это была бы закуска к новогоднему столу!» И закончил на свой особый шолоховский лад: «Молодым — творческой зрелости, зрелым — молодого задора и упорства в постоянном стремлении к совершенству».