Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина - Любовь Федоровна Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь на третий день этеры с трудом уговорили Александра встать. Ему сказали, что жрец Аристандр просит позволения войти. Александр разрешил.
– Царь, – строго сказал Аристандр, – помнишь ли ты сон о Клите?
Александр помнил этот мрачный сон. Он стоял перед глазами. Сидят сыновья Пармениона – Филота, Никанор, Гектор. Все в черных гиматиях. И Клит сидит с ними, и тоже в черном. «Почему он с ними? Ведь они уже умерли!» Царь проснулся тогда в тоске – такой дурной сон!
Этот сон говорил о смерти Клита. И смерть Клиту принес он сам, Александр.
– И вспомни, – продолжал жрец, – что было утром этого злосчастного дня. Тебе привезли фрукты из Эллады. Ты послал за Клитом: пусть придет полюбуется их красотой и возьмет себе сколько захочет. А Клит в это время совершал жертвоприношение. Но он прервал…
– Все помню, все помню, – остановил его Александр. – Он прервал жертвоприношение и поспешил ко мне, потому что я позвал его.
– Ты забыл самое главное – жертвенные овцы прибежали за ним. А ведь это было страшным предзнаменованием. Боги предупреждали тебя. Дионис грозил тебе.
– Дионис! – Александр беспомощно склонил голову. – Опять Дионис!..
– Ты забыл, царь, что оскорбил Диониса. В свое время ты разорил его храм – он отомстил тебе изменой Филоты. А нынче, в день его праздника, ты снова оскорбил его: ты принес жертвы Диоскурам. И он снова отомстил тебе – смертью Клита. Боги не прощают обид, запомни это, царь.
– Я принесу жертвы Дионису… – покорно сказал Александр. – Я вымолю… я вымолю прощение…
И он тут же потребовал жертвоприношения Дионису.
Жертвы были принесены. Однако тоска не оставляла Александра. Тоска валила его на ложе. Он ничем не мог заняться. Клит стоял перед ним, Клит возвращался к нему непрестанно. Вот он ведет его, маленького мальчика Александра, за руку… Вот учит его держать меч… Вот он в бою бьется рядом с Александром, и мгновенный взмах Клитова меча спасает жизнь царю…
– О Клит! Клит! – стонал Александр.
И никто из друзей не знал, как утешить и успокоить его.
Тогда в спальню к царю, расталкивая стражу, вошел философ Анаксарх. И сразу закричал:
– И это Александр, на которого смотрит теперь вся Вселенная! Он валяется в слезах, как раб, в страхе перед людскими законами и укорами! А ему самому подобает стать для людей законом и мерилом справедливого. Ты побеждал, чтобы управлять и властвовать, а не быть рабом пустых мнений! Разве ты не знаешь, зачем рядом с Зевсом восседают Справедливость и Правосудие? Затем, чтобы всякий поступок властителя почитался правосудным и справедливым!
Александр, сначала изумленный этим криком, выслушал Анаксарха внимательно.
– Ты считаешь, Анаксарх, что на мне нет вины за Клита?
– О чем ты говоришь, Александр?! – опять закричал Анаксарх. – Как ты можешь быть в чем-нибудь виноватым, если ты – царь? Что бы ты ни сделал – ты прав. Каждое твое действие – закон, а значит, ни одно твое действие нельзя считать беззаконным. Ты – царь. Значит, ты прав всегда, что бы ты ни сделал.
– Но я убил друга!
– Значит, так хотели боги. Или ты, сын Зевса, восстанешь против своего отца?
– Так хотели боги… – тихо повторил Александр.
И вдруг почувствовал, что камень с его плеч свалился и в сердце наступила тишина.
«Да, я царь, – думал он, повторяя мысленно слова Анаксарха, как свои. – Кто может судить меня? Да, я убил Клита. Но кто посмеет сказать, что я виновен?»
Когда человек чувствует свою вину и хочет изо всех сил избавиться от нее, он готов поверить самым подлым уверениям в том, что вины его нет. Анаксарх сумел убедить Александра, что царь не может быть виноватым, какое бы страшное деяние он ни совершил, и что царю все можно и все дозволено. Это черное влияние Анаксарха роковым образом усугубило мрачные стороны характера Александра. Еще не раз поддавался он своей дикой вспыльчивости, не раз бывал и жестоким и беспощадным. Но уже никогда не каялся и не винил себя ни в чем.
…Долог и опасен путь в Пеллу. Караваны, обозы, царские гонцы с письмами, с приказами и распоряжениями много дней шли до македонской столицы. Но приходили.
На этот раз письмо, присланное царице Олимпиаде, сообщило о гибели Клита. Письмо, полное слез и раскаяния. Ланика трепетно ждала, стоя возле царицы. Что пишет ее драгоценный Александр? Чем, какими великими делами он занят теперь? Какие замыслы собирается осуществить?
– Царь Александр убил Клита, – сказала Олимпиада, свертывая письмо.
Ланика схватилась за сердце:
– Как?!
– Копьем.
– О боги! – простонала Ланика. – Как же он мог! Моего брата…
– Значит, твой брат был достоин этого. Ну что ты глядишь безумными глазами? Уж не собираешься ли винить царя?
Ланика опустила голову.
– Воля царя – воля богов, – еле слышно ответила она. – Но как же можно…
– Царю можно все! – оборвала ее Олимпиада. И, бережно спрятав в ларец письмо сына, сказала: – Ступай узнай, что прислал мой сын, царь Александр, из этой варварской Азии! Варвары умеют делать красивые вещи. Удивительно, не правда ли?
– Это так, госпожа. – Ланика, не поднимая головы, вышла исполнить приказание.
Роксана
Сегодня утром Рокшанек нашла в ущелье зацветшие крокусы. Рядом лежал снег с прозрачной ледяной кромкой, а нежно-белые хрупкие цветы кротко и бесстрашно смотрели в небо.
Весна…
Рокшанек стояла над ними странно взволнованная. Откуда это волнение? Что так сладко тревожит сердце?
Весна…
Это весна тревожит и волнует, что-то сулит, что-то обещает. Призраки счастья бродят где-то рядом, зовут к еще неизвестным, еще не изведанным радостям, томят каким-то предчувствием… Может быть, предчувствием любви…
Любви!
Рокшанек подняла глаза к вершинам гор, к искристым розовым снегам, лежащим на высоких склонах. Покрывало свалилось с ее запрокинутой головы, и поток светлых золотых волос засверкал под солнцем. Свежий румянец, вызванный дыханием холодного ветра, проступил на ее чистом, как белый жемчуг, лице. Но где ее счастье? Где ее любовь? Откуда она придет к девушке, скрытой в глухой крепости на вершине Скалы?
Солнце вело медленную игру света и тени на обнаженных склонах. Желтизна на выступах утеса, коричневые пятна во впадинах, фиолетовая дымка в ущельях… А над головой суровые, грозные вершины в серебре снегов.
Где-то далеко внизу лежат долины. Отсюда, с высоты Скалы, где отец ее, Оксиарт, построил крепость, земля равнин кажется лежащей в пропасти. Там города и села, там много людей,