По ту сторону жизни - Александр Чиненков

— Шнель, шнель! — прикрикнул конвоир. — Нечего пялиться, ты рядом с ним будешь…

И действительно, сделав ещё несколько шагов, солдат приказал дону Диего остановиться и загремел связкой ключей.

«Ах, вот куда меня решили поместить? — подумал дон Диего, глядя на дверь, которую открывал конвоир. — Комната пыток как раз способна поднять мне настроение! Ох, и пожалеешь ты, господин Боммер, что поместил меня сюда! Я буду не я, если ты не пожалеешь об этом, гад!»

Эксперимент по замораживанию лётчиков начали сразу же после завтрака. Троих асов поместили в морозильную камеру и включили её.

— Как они там? — спросил Боммер у ассистента, наблюдавшего за поведением испытуемых через иллюминатор.

— Ведут себя смирно, — ответил тот. — Сидят и о чём-то переговариваются.

— Какая температура в камере? — задал, видимо, больше всего тревоживший его вопрос Боммер.

— Минус пятьдесят, — ответил ассистент. — Запланированный максимум на сегодня минус восемьдесят. Не много ли на первый раз, как вы считаете?

— Подумаешь, каких-то минус пятьдесят, — усмехнулся находящийся рядом Мавлюдов. — У нас в Сибири такой мороз и морозом не называют. Так себе морозец…

— А ты не остри тут! — завёлся с пол-оборота Боммер. — Ишь ты, «сибиряк незамерзаемый» выискался? Я бывал в Сибири и не чувствовал себя комфортно уже при сорокаградусном морозе!

— Это потому, что вы не «сибирских кровей», — поджав обиженно губы, пробубнил Мавлюдов. — Чтобы жить, не замечая крепких морозов, надо в Сибири родиться!

— Вот именно, — отозвался язвительно Боммер. — Если бы лётчики, которые сейчас в камере, родились где-нибудь в Якутии или на Колыме, то они сейчас не в тёплой одежде, а в трусах там сидели! А ты, если не заткнёшься, милейший профессор, следующий раз в морозильник сядешь. Для тебя я прикажу понизить температуру до минус шестидесяти! Вот тогда и полюбуемся, как значительна твоя «сибирская выносливость»!

Что-то бормоча под нос, Мавлюдов отошёл к сидевшему у операционного стола в компании ещё двух хирургов Шмелёву. Он хотел ему что-то сказать, но в это время…

— Термометр показывает, что в камере минус пятьдесят пять градусов, — сказал ассистент.

— Как ведут себя испытуемые? — спросил Боммер.

— Пытаются согреться, делая физические упражнения.

— Но ведь там тесно? — засомневался Боммер. — Там троим не развернуться.

— А они пытаются, — усмехнулся ассистент. — Вот, посмотрите сами, доктор, если мне не верите?

Боммер подошёл к камере и пару минут пристально наблюдал за лётчиками. Затем он отошёл, и к иллюминатору поспешили все присутствующие. Когда «просмотр» был окончен, столбик термометра уже показывал минус шестьдесят градусов.

— Может быть, прикажете остановить эксперимент, доктор? — обратился к Боммеру ассистент. — Испытуемые уже ведут себя беспокойно.

Мартин взглянул на часы, затем на косившихся в его сторону коллег и твёрдо заявил:

— В Арктике, где им, возможно, придётся воевать, морозы ещё ниже. А им там придётся выживать, если вдруг будут сбиты! Так что никаких поблажек! Срок эксперимента истекает через час, когда столбик достигнет восьмидесяти градусов.

Когда ассистент отключил камеру, санитары поспешили внутрь и извлекли испытуемых. Двое были без сознания, а третий бестолково хлопал глазами и пытался что-то сказать.

— На этом эксперимент не закончен, коллеги! — объявил Боммер. — Что делать дальше, вы все знаете. Так что за работу, господа. Не будем терять драгоценного времени!

Спустя два дня после эксперимента Мартин Боммер, запершись в своём кабинете, писал отчёт о проделанной работе доктору Рашеру: «… каждое телодвижение дотошно фиксировалось, — старательно выводил он пером на бумаге. — Все рекомендации соблюдены. Все испытуемые живы и здоровы!»

Дописав отчёт, Мартин удовлетворённо хмыкнул, отодвинул от себя лист бумаги, потянулся, и… Внезапно голову обожгла ужасная мысль!

«Вот чёрт, что же получается, — подумал он. — У доктора Рашера во время экспериментов по замораживанию погибло много людей, а у меня ни одного. А ещё те, кто не погиб у Рашера, сошли с ума. А я пишу в отчёте, что все живы и здоровы! Живы, это точно… А вот здоровы ли? Пока ещё ни один из них после экспериментов в себя не приходил…»

Он быстро нашёл документ с итогами аналогичных опытов в Дахау, проводимых самим доктором Рашером, и задумался. «Всего в экспериментах по „заморозке“ было использовано триста узников Дахау, — гласил текст. — Девяносто из них умерли в ходе опытов, большая часть сошла с ума, остальные были уничтожены…»

— Вот, значит, как, — прошептал озабоченно Мартин. — У них «свинки» умирают, а у меня нет. Ознакомившись с моим отчётом, Рашер не поверит ни единой фразе! Выходит, я перестарался? Это с одной стороны, а с другой? За смерть хотя бы одного лётчика с меня снимут голову или отправят в Дахау в качестве той самой «свинки»? Так и есть, доктор Рашер меня подставил, однозначно! Гиммлер требовал от него экспериментов по замораживанию воздушных асов, а он перевёл стрелки на меня?

Вопрос, который Мартин поставил перед собой, оказался непростым.

«Чудодейственный препарат Мавлюдова ставит всех на ноги, — думал он сосредоточенно. — Иначе всё было бы по-другому. Однако препарат оказывает положительное целебное воздействие на человеческий организм, но… Интересно, а оказывает ли он такое же воздействие на умственные способности подопытных? Не случится ли такое, что лётчики, оставшись в живых, сойдут с ума? В документе из Дахау сказано, что таких случаев хоть отбавляй! А что, если развести целебный препарат с тем другим, который, со слов Мавлюдова, недоработан в связи с отсутствием какого-то компонента и вызывает мученическую смерть? Странно, но я ещё ни разу не открывал тот коричневый чемодан и не проводил проверочных экспериментов с его содержимым?»

Мартин встал из-за стола и с задумчивым видом прошёлся по кабинету.

«На ком его испытать? — думал он, расхаживая от стола к двери и обратно. — Военнопленных не осталось… Все „скоропостижно“ скончались во имя „торжества германской науки“, не выдержав нагрузки на экспериментах. Тогда кто? Бурматов? А что, вполне пригодная кандидатура. Хотя нет… — он тут же отказался от такого выбора. — Кто знает, что ещё может произойти в этом дрянном мире? Хотя он и плетёт против меня интриги, но может ещё пригодиться. Так, кто там ещё остался у меня в „заначке“? Лётчики отпадают однозначно, солдаты охраны и сотрудники тоже… Остаются Мавлюдов, Шмелёв, кузнец и мулатка!»

Выпив стакан воды, Боммер снова задумался. «Итак, чтобы изучить эффект от недоработанного препарата, я должен испробовать на ком-то его „пагубное“ действие? Мавлюдов? Нет, хотя он надоел своим нытьём хуже собаки, но… Он пока ещё мне нужен, пусть живёт! Шмелёв? Скромный и очень талантливый юноша… Моя, можно сказать, находка. У него лёгкая рука на операции, пусть живёт… В конечном итоге остаются кузнец и мулатка! Вот кем-то из них мне придётся пожертвовать!»