Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж

стали наливаться кровью. Рот и лицо буквально перекосило от злобы, но я была уверена, что он не тронет меня. Почему? Не знаю. — Никто. Никогда. Не прикоснется к тебе! Убью любого, кто посмеет взглянуть на тебя, — прорычал он мне в лицо, а я…

Я медленно подалась к нему, едва не касаясь губами его лица. Сложила их в подобие улыбки, которой позавидовал бы любой матерый волчара.

— Только. Тронь. Его. Пальцем. Пожалеешь, — прошипела не хуже змеи. — Тебе еще нужна фирма моего отца — вот и смирись. Мне терять нечего, а вот тебе — да. И твоему папаше тоже….

Бахтияр молчал, гневно выдыхая мне в лицо, а затем его губы раздвинулись в глумливой улыбочке.

— Солнышко, а папа знает о… ваших высоких отношениях? — Бахтияр сел ровнее, но не перестал сверлить меня каким-то оценивающим взглядом. Словно, увидел меня новую.

— Не беспокойся, знает, — равнодушно ответила, усаживаясь на кожаном сидении ровнее и снова смотря в окно.

Жених постучал по рулю, а затем завел двигатель. Машина медленно поползла по ровной аллее, которая вела к входу в клинику. Подавила иррациональное желание оглянуться, хотя и так знала, что, кроме ползущей следом машины охраны, там никого нет.

— И что? Даже не боишься, что я солью кому-нибудь инфу, что ты спишь с родным братом? — с иронией уточнил жених, выворачивая на главную улицу, которая вела в сторону центра. Но даже сейчас сквозь ироничные нотки у него прорывались и досада, и злость. Он явно не знал, как задеть меня, чтобы вывести снова на эмоции. — Представь, как это ударит по репутации фирмы твоего несравненного папочки. Не боишься? Вряд ли, после такого скандала, кому-нибудь станет нужна его фирма. Кроме меня, конечно….

— Нет, не боюсь, — смело ответила ему, глядя на него через зеркало заднего вида. Наши взгляды встретились, и я улыбнулась ему, — а ты не боишься? Только представь заголовки статей? «Отбил невесту у ее брата». Или — «Наследник Кильдеева женится! Невеста и ее брат — любовники?» Или так: «Брат, сестра и ее жених. Третий лишний?» — по-моему, звучит? М? — я послала Бахтияру улыбку, заставив его заскрипеть зубами. — Знаешь, какими эпитетами наградят тебя твои же друзья? И чья репутация пострадает сильнее? Вернее, чье эго? — продолжала издеваться я. — А еще есть твои родители, — с моего лица не исчезала издевательская улыбочка, — как же они примут в семью такую… «нечистую» невестку?

— Замолчи! Не смей упоминать своим грязным ртом моих родителей, — взвился жених, с силой ударяя по рулю. И как только подушка безопасности не сработала. Машина вильнула в сторону, заставляя остальных участников движения возмущенно сигналить. Бахтияр нажал на педаль газа, разгоняя автомобиль на трассе. — Не смей говорить об этом отцу и матери! Поняла? Иначе, я… я сам тебя убью! И еще, — добавил он, заметно успокаиваясь, но машина продолжала нестись по оживленному шоссе, — ты войдешь в нашу семью, только приняв ислам. А после рождения ребенка, я возьму вторую жену. Может, тогда я и прощу тебя…

— Может, — тихо повторила за ним, пожав равнодушно плечами и снова смотря за окно, где на немыслимой скорости мелькали дома и редкие деревья. — Может и рожу, все будет зависеть от тебя, Бахтияр. Мои условия ты знаешь… и снизь скорость, не в ЗАГС спешим…

***

Дверь в комнату его дочери открылась абсолютно бесшумно, пропуская внутрь высокого, широкоплечего мужчину в дорогом костюме и галстуке. Он остановился в нескольких шагах от ее кровати, осторожно присев на корточки и рассматривая спящую девушку.

Взгляд невольно переместился на убранство комнаты, отмечая идеальный порядок, чего никогда раньше не было. Сколько бы ни билась ее мать, а затем приходящая гувернантка или горничная, комната всегда была погружена в хаос. Везде валялись краски, кисти, карандаши, листы исчирканной бумаги. Теперь же… ничего не напоминало о тех временах, когда они жили одной семьей. Он уже и забыл, какие теплые у нее руки. Совсем, как у мамы… ее мамы.

И она… так похожа на нее, особенно сейчас, когда спит, подложив под влажную щеку ладошку и смешно приоткрыв рот. На лбу блестели капельки пота, и Георгий осторожно коснулся его пальцами, нахмурившись. У девушки была температура, и он, стараясь ее не разбудить, отвел прилипшие кудряшки от лица дочери. Совсем, как в детстве, когда она болела, он забрасывал все дела и вот так сидел у ее кровати.

Ресницы девушки дрогнули, и мужчина застыл, ожидая, что она сейчас проснется. Не хотелось ему снова видеть холод в ее глазах, видеть, как наползает маска равнодушия, отчего его сердце болезненно сжималось. Он знал, что своим действиями лишь отталкивает Сашу, причиняет ей боль, заставляет его ненавидеть. Знал, но ничего не мог сделать, связанный давним обещанием близкому человеку. Пусть оно было только на словах, но отказаться ни тогда, ни сейчас он не мог.

Георгий понимал, что она никогда не простит ему ту ложь, что слетела безболезненно с его губ, знал, но все равно сказал. Это было единственным шансом не потерять Сашу навсегда, ведь Север… Север тоже не простил его.

Но пока он не сможет оградить дочь от притязаний семейки бывшего компаньона, пока Бахтияр сам не откажется от его дочери, он был связан по рукам и ногам. Но он найдет выход, чего бы это ему ни стоило! Ради дочери! Ради счастья его Сашеньки!

Сокольский осторожно погладил щеку, которая была мокрой от слез, ощущая, как дрожит его рука.

— Не плачь… не плачь, моя птичка, ш-ш-ш, — прохрипел он, — папа обязательно что-нибудь придумает…. Эх, как все складывалось удачно, не испорть все этот…

Сокольский со вздохом поднялся и подошел к двери. Напоследок обернулся, глядя на мирно спящую дочь, а затем бесшумно скользнул в темноту коридора, закрывая за собой двери.

Глава 23

Север шел по длинному больничному коридору настолько быстро, сколько ему позволяло нынешнее состояние. В последнее время силы отнимало буквально все, даже простой вдох и тот давался тяжело. Болезнь, несмотря на усилия Влада и остальных врачей, прогрессировала, приближая конец. А ведь еще нужно было завершить столько дел, и Север не позволял себе расслабиться, забывая порой и о лекарствах, и о сне, и… даже о семье.

Последних, видимо, это не устроило, так как они решили подключить Влада, чтобы тот правдами и неправдами заставил его снова пройти обследование. Разве не потому он позвонил так срочно? А Север с досадой поморщился — сколько уже можно? Когда они оставят его в покое? К тому