Харассмент - Кира Ярмыш

Инга заранее посмотрела на сайте мэрии расположение всех камер в районе, а потом, прогуливаясь, нашла каждую из них. Теперь, выйдя из дома (опущенная голова, низко надвинутый капюшон, медицинская маска и солнцезащитные очки), она направилась к такси, стараясь не попасться в их поле зрения. Машина уже ждала ее. Сев внутрь, Инга сняла маску. Ей показалось, что в такой броне она вызовет только лишние вопросы.

В машине громко играло радио на каком-то восточном языке. Таксист был нерусский и совсем молодой. Весело посмотрев на Ингу в зеркало, он чуть приглушил музыку и спросил:

– Болеете?

Инга кивнула и снова натянула маску на рот, как бы намекая разом и на свою болезнь, и на нежелание разговаривать. Поехали молча.

Инга опять вышла не в нужном ей месте, а немного заранее – в переулке, где, как она тоже выяснила, камер не было. Дальше она двинулась пешком. В этот раз она решила добираться не на электричке, а на междугороднем автобусе. Сегодня вокзалы казались ей особенно небезопасными.

Нужный автобус отходил от остановки неподалеку от станции метро «Речной вокзал». Инга специально заранее приехала сюда после работы и убедилась, что никаких крупных, утыканных камерами зданий здесь нет, так же как и нет никакого пропускного контроля.

Отыскав автобус, который оказался просто большой белой маршруткой, Инга спросила у водителя:

– У «Поворота на Солнечное» останавливаетесь?

Водитель, не взглянув на нее, кивнул.

Всю дорогу Инга отворачивалась к окну, чтобы случайно не поймать чей-то взгляд. Вид за окном всегда ее успокаивал. Сейчас она думала о том, какое жизнерадостное все-таки название – «Поворот на Солнечное». Отдает даже некоторым фарсом, учитывая цель ее поездки.

«Поворот на Солнечное» оказался крохотной остановкой посреди шоссе. Инга, внимательно следившая за их маршрутом по карте, напомнила водителю о себе и сошла. Отсюда до военного городка было далеко, почти шесть километров, но, вспомнив школьные задачки, в которых человек проходил километр за двенадцать минут, Инга рассудила, что ей такое вполне по силам. Она тронулась в путь.

Задачи из учебника, как выяснилось, врали; впрочем, Инга и раньше была невысокого мнения о школьном образовании. К военному городку она вышла спустя почти два часа, несколько раз заплутав по дороге, уже порядком уставшая и злая. Солнце пекло вовсю, даже неприлично для конца августа. В темной одежде Инге было жарко, к тому же она только в пути осознала, что не взяла воду. Время от времени в рюкзаке издевательски булькала бутылка шампанского.

Когда Инга наконец-то подошла к бункеру, было почти четыре. Илья, если он в точности выполнит Ингины приказы, должен был приехать на станцию в семнадцать двадцать две. Полутора часов на последние приготовления было более чем достаточно, но Инга все равно начала нервничать. Она рассчитывала, что у нее будет больше времени. К тому же, пока она ехала в такси, разглядывала поля из окна маршрутки, брела по ним, изнывая от жары, она почти не думала о предстоящем. Окружающие виды и бытовые неудобства отвлекали внимание, однако теперь тревожность вернулась с лихвой. Стоя у входа в бункер, Инга чувствовала, как ее желудок будто поднимается вверх, а потом отрывается и резко падает на место. Обычно похожее состояние люди нежно называют «бабочками в животе», но ей это скорее напоминало смертельное падение в лифте.

Инга надела бахилы и перчатки и достала из рюкзака первый листок бумаги, приклеив его над входом. Надпись на нем гласила: «Сюда».

В середине коридора Инга прилепила второй указатель – «Прямо», со стрелочкой внизу. Подошла к двери, ведущей в подвал: она была закрыта, как Инга оставила ее в прошлый раз. Щеколда поддалась с легкостью. Инга прикрепила к двери следующий лист – «Спускайся» и сама пошла вниз по ступенькам, оставив дверь распахнутой.

В подвале она еще раз прошлась по всем комнатам, но тоже не обнаружила никаких изменений. Нужная дверь была по-прежнему закрыта на замок. Инга отомкнула его и вошла внутрь. Два прожектора она установила по углам комнаты так, чтобы они светили на стул. Он теперь стоял как будто на сцене. Рядом с ним поставила бутылку шампанского. На кольцо над стулом повесила наручники: прикрепила одну сторону, а другую, с намеком разомкнутую, оставила болтаться. На стену рядом приклеила последнее указание. Оно гласило:

«Сядь и пристегнись.

Это приказ».

Последний прожектор Инга установила в коридоре, у стены напротив, так, чтобы он освещал вход. У Ильи не должно было возникнуть сомнений, куда ему идти. В качестве последнего штриха рядом с прожектором положила портативную колонку и оценила результат.

Вообще-то бутылка шампанского и колонка были Инге не нужны. Она взяла их с собой только ради декорации. Илья должен был поверить, что она действительно привела его сюда на свидание – за это отвечало шампанское, и что она намерена явиться к нему в образе Венеры в мехах – за это отвечала колонка, из которой, по плану Инги, должен был заиграть трек Velvet Underground. Инга скачала его себе на телефон. Так как точный момент угадать было невозможно, она просто собиралась включить его примерно в половину шестого, заранее живо представляя, до какого озверения ее доведет десять раз подряд сыгранная песня.

Инга надеялась, что Илью убедят эти детали и он покорно сядет на стул, приковав себя наручниками к стене.

В общем, в этом и состояло убийство.

Намучившись с вариантами, каждый из которых чем-то ее не устраивал, Инга пришла к выводу, что в ее случае самый верный способ убить человека – это бросить его умирать. Она считала, что сама до этого додумалась, но потом вспомнила, что читала похожую историю в новостях – про женщину, запершую мужа в подвале. Чем дальше, тем больше она убеждалась, что этот способ почти идеальный.

Основное его достоинство заключалось в том, что он непыльный. Никакой грязи, крови, синяков, следов борьбы. Вообще никаких следов и никаких усилий. Илья добровольно зайдет в подвал, собственноручно прикует себя наручниками, а Инге останется только закрыть дверь. Выбраться из комнаты ему не удастся – дверь металлическая, крепкая, на замке, а сверху в любом случае есть вторая, которую она тоже запрет с внешней стороны. Звать на помощь бессмысленно. Этот городок явно не пользуется популярностью ни у туристов, ни у бомжей, ни у пьющих подростков – за четыре раза она не встретила здесь ни души. Даже если кто сюда и забредет, маловероятно, что он вообще обнаружит этот подвал: военная часть немаленькая, зданий, на вид более интересных, достаточно, а это еще и в стороне.

Человек без воды (Инга прочитала) может прожить от силы две недели. В подвале было прохладно, через несколько часов покажется, что холодно. Если Илья все же выберется из наручников и начнет биться в дверь, то вскоре потеряет силы. При сложении этих факторов Инга давала ему не больше недели. Точнее, она не «ему» давала, а какому-то абстрактному человеку, потому что, планируя убийство, она представляла не Илью, а смазанную безликую фигуру. Этот одушевленный манекен по велению Ингиной фантазии совершал много разнообразных действий: отгрызал себе кисть, чтобы выбраться из наручников, бросался на дверь, царапал ногтями стены, а то и просто, уже в виде скелета, торжественно восседал на стуле посреди комнаты, – но совершенно не трогал ее, потому что не был Ильей.