Veritas - Рита Мональди

– Чтобы освободить нашего героя из силков дурного общества, было принято решение, как я тебе уже рассказывал, привести его на церковную стезю. Во время путешествия в Турин мать приказала вырезать ему тонзуру.

То был официальный акт, знак того, что впредь он отрекается от мирских радостей. Однако когда Собачий Нос возвращается в Париж и снова встречается с друзьями, то продолжает совершать старые ошибки. Планы о духовной карьере летят к чертям.

– В это время он заработал новую кличку, – со злобной улыбкой продолжал рассказывать Атто, – впрочем, довольно смешную: Мадам Симона или Мадам Л'Ансьен,[85]быть может, оттого, что его морщинистое лицо делало его похожим на отвратительную старуху, когда он переодевался женщиной.

– Он переодевался женщиной? – пробормотал я.

– Ну конечно! Разве ты забыл, о чем я рассказывал на днях? Он делал это даже тогда, когда бежал из Франции, чтобы поступить на службу империи, – рассмеялся Атто. – А его мать и тетка скрывались под мужской одеждой, когда бежали из Рима, чтобы бросить своих мужей. Правда, переодетая мужчиной женщина выглядит далеко не так смешно и неприятно, как мужчина в нижних юбках.

– Я не понимаю этого. Если Евгений действительно мужеложец, то как же вы объясните, что он сумел стать великим генералом, каким и является сейчас? Война не для женщин. Принц проводил самые трудные, самые кровавые походы, он был в гуще сражения, стрельбы, штурма кавалерии. Он командовал осадами, атаками, отступлениями…

Вовсе не удивительно, ответил Атто, что известный генерал принадлежит к числу извращенцев. Среди великих французских полководцев подобных им полным-полно: Тюренн, Вандом, Гуксель, Конде и многие другие. В их случае мужские, солдатские добродетели превращаются зачастую в грубое поведение, когда они любят относиться к мужчинам как к женщинам, потому что только в них (в их бородах, их мышцах, их вони) извращенные солдаты находят взаимность и удовлетворение своих собственных грубых наклонностей. Маршал де Вандом, потомок французского короля Генриха IV, герой войны, великий пьяница и курильщик, грязный и крупный, находил удовлетворение в различных грубостях, он делил постель с собаками и писал туда. Разговаривая со своими подчиненными и отдавая приказы, он преспокойно испражнялся в ведро у них на глазах, которое потом, сунув под нос своему адъютанту, опорожнял и использовал для бритья. Грубость и жестокость войны были для него естественным венцом его животной природы. Мужчины, обладающие подобными качествами, пояснил Атто, становятся любовниками мужчин именно потому, что являются солдатами. Однако случай Евгения совершенно иной.

– Собачий Нос порочен не потому, что он солдат. Наоборот, он стал солдатом, потому что порочен.

Затем он откашлялся, словно собираясь затронуть настолько щекотливую тему, что страшно делается даже его голосовым связкам.

– Он принадлежит к числу тех содомитов, которые не добровольно выбрали это нездоровое занятие. Если бы он мог, он с удовольствием отказался бы от этого. Однако было кое-что, что еще в нежном возрасте безоговорочно перевело Евгения в ряды мужеложцев.

Теперь говорить аббату стало трудно. До сих пор он рассуждал с высоты своих восьмидесяти пяти лет и хотел забыть о том, что сам когда-то принадлежал к этому отродью. Но сейчас, когда он заговорил об изнасилованиях, которым подвергся Евгений в детстве, притворяться он уже больше не мог: слишком сильно походили они на болезненную кастрацию, которая была устроена телу маленького Атто Мелани. И от воспоминаний об этом у него дрожал голос.

На пороге своего двадцатого дня рождения Собачий Нос чувствовал себя ненужным и пустым. Товарищи детских лет осмеяли его, унизили, изнасиловали. Единственные друзья, которые были у него на всем белом сйете, любили использовать его, потому что он был самым низеньким и самым уродливым в их группе. У Собачьего Носа была только одна возможность: нужно было повернуть острие копья против обидчиков. Он был низшим извращенцем – чтобы спастись, ему нужно было превратить это в величайшую добродетель. В самую трудную, самую опасную.

– Он перестал переодеваться женщиной и перешел к переодеванию в солдата. Так он становился другим, тем, кем он, вероятно, никогда не хотел быть. Однако он был вынужден сделать это, чтобы больше не быть Собачьим Носом и Мадам Л'Ансьен. Он не захотел принести духовную присягу? Что ж, он принесет воинскую: Собачий Нос стал жрецом войны.

Он попросил Людовика XIV позволить ему командовать полком. Король, который презирал его, отказал. Тогда Евгений бежал из Франции и перешел к врагу. Он поступил на службу Австрии, где получил командование и солдат, которых так хотел. С этого момента война стала его религией, причем единственной.

Он хотел стать безжалостным и жестоким – более мужественным, чем настоящий мужчина. Никто не должен был узнать, каков он на самом деле. Он перестал писать личные письма, совершенно.

– Многие перехватывали его письма, но все были разочарованы. Его корреспонденция касалась исключительно политических и военных вопросов. Евгению неведомы чувства, человеческие отношения, страсти. Ведом ему только долг.

И долг, в его понимании, был прост: убить как можно больше врагов. С этого момента он отвергал в войне какие бы то ни было перемирия, в мире он искал сражения. Чтобы добиться перевода на самый опасный фронт, чтобы получить достаточно оружия и денег для своих армий, он не боялся вступать в жаркие споры с императором: сначала с Леопольдом, затем с его сыном, Иосифом Победоносным.

И так со временем произошло превращение. Жрец войны стал капитаном смерти. Когда он командовал, сражение продолжалось до последней капли крови. И уже никто, а меньше всего он сам, не связывал его имя с любовью и миром. Он познакомился с миром в Отель-де-Суассон и на собственном теле узнал, что он ведет к пороку.

Любовниц женского пола у него не было; если они и появлялись, то он пользовался этим для того, чтобы пустить пыль в глаза. На самом деле он совершенно не испытывал отвращения к женщинам, однако у капитана смерти в голове было другое. Тем временем его юношеские склонности были забыты. Старым товарищам по извращенным играм это было только на руку.

Годы шли, и тысячи раз свистели над его головой пушечные ядра, он видел, как солдаты мерли, словно мухи, горели соратники, матери и отцы оплакивали смерть своих сыновей, видел, как гибли целые народы. Однако если появлялась возможность заключить мир или, по меньшей мере, установить перемирие, он противился изо всех сил. Капитан смерти должен был удушить остатки Мадам Л'Ансьен в грязи окопов.

Иногда ему удавалось заманить в свою палатку молодого солдата, несшего ночную вахту, и насладиться мимолетным интимом. Только в такие краткие мгновения Евгений уже не знал, кто он: капитан смерти, жрец войны, Собачий Нос или Мадам Л'Ансьен? Однако едва на следующий день он снова надевал начищенные до блеска сапоги, как все возвращалось на круги своя.

– Теперь тебе известна истинная причина, почему Евгений Савойский до конца будет противиться миру, – заключил Атто, которого неприятное объяснение почти полностью лишило сил. – В определенном смысле я пытался объяснить тебе это еще в первый день, когда мы только встретились. Теперь перед тобой действительно полная картина. Евгений не знает, как обращаться с миром. Что он может делать без своего обшитого галунами камзола? В одночасье он снова станет тем, кем был: Мадам Л'Ансьен. Он ненавидит мир, потому что боится его. Он сражается не против Людовика XIV, а против себя самого. И эта войнам еще идет полным ходом.