История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Неизвестно, что на эту первую просьбу всего войска отвечал царь запорожцам, но в том же 1712 году в должности гадячского есаула открыто служил бывший запорожец Мартын Штых, незадолго перед тем оставивший Крым, а в следующем 1713 году дано было позволение небольшой партии запорожских казаков вернуться в Малороссию и избрать места для жительства. В 1714 году из пределов Турции явились 350 человек запорожцев, и тогда велено было всех этих выходцев поселить в северных пределах Гетманщины, около Глухова и в городе Конотопе, то есть вблизи великороссийских границ, очевидно с целью наблюдения за поведением пришлецов[830]. По этому поводу граф Головин писал из Петербурга гетману Скоропадскому такого рода письмо: «Я о сем доносил его царскому величеству, и его царское величество, хотя и не хотел тех возвращающихся своевольных запорожцев на Украину принимать, но, однакож, когда некоторые уже были приняты, а за другими посылал сам фельдмаршал, то государь изволил приказать мне к вашей вельможности и к господину фельдмаршалу писать с тем, чтобы вышедшим запорожцам быть на указанных квартирах (в Конотопе и около Глухова), а имеющих выходить поселять в пристойных, по разсмотренио вашей вельможности, местах и по общему с господином фельдмаршалом согласию приказать смотреть, как они там будут жить и не будет ли от них какой противности происходить»[831].

Несмотря на такое нерасположение со стороны царя к запорожским эмигрантам, в это время запорожское товариство отправило вторую петицию на имя государя о помиловании и о дозволении вернуться казакам к прежним своим местам. На ту пору в Новой Сечи состоял кошевым атаманом Иван Алексеевич Малашевич[832]. Это был один из выдающихся кошевых атаманов начала XVIII века. Спокойный, рассудительный, прямой, честный и богобоязненный, Малашевич искренне предан был русскому государю и, по-видимому, поставил себе священным долгом так или иначе вернуть запорожцев на прежние места под скипетр российской державы. С этой целью Малашевич обратился с просьбой к гетману Скоропадскому о помиловании войска запорожского, и гетман Скоропадский донес прошение кошевого царю Петру Алексеевичу в новую столицу.

Но Скоропадскому велено было ответить кошевому, что на его просьбу и на просьбу бывшего кошевого Василия Иосифова уже послана царским величеством из похода собственная грамота. Какова была та грамота неизвестно, но на основании последующего хода дел можно думать, что царская грамота не была милостива к запорожцам.

В это же время последовал ответ, также немилостивый, и от правительствующего сената по делу двух каких-то запорожцев Стецька и Паска, которых велено было гетману Скоропадскому держать по-прежнему под арестом до получения ответа до крымского хана и перекопского бея[833].

Быть может, здесь разумеется дело о разбойнических действиях одной запорожской ватаги, руководимой Грицьком Ковалем и состоявшей из казаков Стецька Великого, Василия Черевка, Власа Тахтаула, Гаврила Старого и некоторых других «гультяев» числом до 30 человек. Эти казаки, выбравшись из Сечи под час Спасова поста, пошли под местечко Решетиловку красть коней. Не добыв коней, они зато добыли семь штук рогатого скота для харчей и, идя с ним, заметили на Шаковом шляху, у вершины долины Яковиной, три воза и при них девять человек татар. Сперва они отпустили татар подобру-поздорову, а потом внезапно сделали на них нападение и заставили бросить возы и разбежаться в разные стороны. Тогда гультяи, поставив на могиле сторожу, боясь нападения, похватали на коней, что было легкого, а именно – деньги, сафьяны и мамсы; остатки же – родзинки, фиги, лимоны, лимонный сок и намет – оставили при возах, сами быстро ушли в укромное место и поделили захваченную добычу поровну между собою и потом частью ее прохарчевали, частью пропили. После этого дележа гультяи разошлись в разные места степи и блукали до осени. Из них некоторые приблизились к Днепру и отогнали у миргородского полковника несколько коней. Потом 8 человек из них[834] пришли в Веремеевку и, поклонившись одним сафьяном пану прилуцкому, расположились было с его дозволения на квартирах, но потом были схвачены и препровождены в Лохвицу. За такое разбойство запорожского гультяйства поплатилось все запорожское войско. В Сечь прислан был от хана бей о полутораста коней с татарами и потребовал с куреней удовлетворение за убытки по 100 талеров за каждого грабителя. Войско заплатило по сто талеров, давши в уплату и имущество грабителей, оказавшееся в Сечи; многих из гультяев потребовало в Сечь и одного из них повесило, все-таки уплатив и за него потерпевшим купцам 100 талеров. Всей суммы татары взяли с Коша на 5000 золотых, да такую же сумму, на 5000 золотых, войско оставило татарам на целый год от своих базарных доходов; кроме того, особо взято было 15 левов за то, что один из грабителей подрезал себе в кафтан материи из намета, стоявшего при татарских возах[835].

В самой Сечи, по-видимому, в это время происходили беспрерывные распри, так как к концу 1714 года в ней состоял кошевым атаманом уже не Малашевич, а Василий Иосифов (он же Василий Иосифович). Обыкновенно выбор нового кошевого атамана происходил первого числа каждого нового года, и если войско переменяло своего начальника до положенного срока, то, очевидно, тому предшествовала целая буря.

В ноябре месяце 23-го числа новый кошевой атаман и все запорожское войско с дозволения крымского хана «ординовали» при присланных из Крыма татарах к гетману Скоропадскому двух казаков Ивана Портянского да Степана Решетила для розыска убытков и грабежей, причиненных запорожскому войску от разных жителей городов малороссийских. Войсковым посланцам дан был «истинный и праведный реестр, где, кого и с якою худобою в городах и в поле забрано, и як много утраты на худобах товариство в состоянии сего мира от старшины рейменту гетманской вельможности и общих людей дознало». Войско и кошевой атаман просили гетмана всю «невинне» забранную худобу непременно пополнить и возвратить без «большой турбации»[836].

Обращаясь с просьбой к гетману Скоропадскому о возвращении захваченной малороссиянами козацкой «худобы», запорожцы в это же время «искали способа» для того, чтобы так или иначе вновь возвратиться «под руку царского священнейшего величества» и осесть Кошем на старой Чертомлыкской Сечи.

О таком намерении войска запорожского дошла весть до «гетмана» Филиппа Орлика. Орлик осенью 1714 года перед праздником Покрова написал запорожцам из Адрианополя лист и в том листу предупреждал казаков, чтобы они не склонялись ни на какие прельщения и оставались в таком состоянии, в каком и теперь находятся. Вслед за тем о намерении запорожцев оставить Новую Сечь Филипп Орлик сообщил пограничному разъездному бею и подал ему мысль отобрать у казаков на верность Крыму присягу, после чего дозволить начальникам и неженатым запорожцам поселиться хотя и в Старой Сечи, а женатых оставить в Кызыкермене, где они и раньше того жили. И точно: через четыре недели после получения Орликова письма в Сечи в Кош прибыл от пограничного разъездного бея какой-то крымский толмач и потребовал, чтобы кошевой атаман и все куренные атаманы ехали в Каланчак для присяги, «жебы уже держалися протекции хана кримского и чтобы в том не зрадили». Кошевой и атаманы, сообразив, что виновником такого требования был Филипп Орлик, нашли нужным поехать к бею, но, однако, положили между собой совет так или иначе отказаться от присяги, выставив на вид ту причину, что все войско запорожское разошлось за добычей, без войска же ни кошевому, ни атаману «нельзя правей присягати»[837].