Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо

class="p1">Тень себя, на Пространство отброшенную.

Вставленное между Пустотой верхней и нижней,

Твое сознание отражает мир окружающий

В кривом зеркале Неведения

Или поворачивается вверх, чтобы схватить воображаемые звезды.

Или, если Полуправда играет с землей,

Бросая свой свет на темную, затененную почву,

Она лишь касается и оставляет пятно освещенное.

Бессмертие ты своему духу приписываешь,

Но бессмертие для несовершенного человека,

Бога, что вредит себе на каждом шагу,

Было бы циклом вечных страданий.

Мудрости и любви ты требуешь как своего права;

Но знание в этом мире есть ошибки супруг,

Блестящая сводня Неведения,

Людская любовь — натурщица на земле-сцене,

Которая имитирует живо феерический танец.

Экстракт, выжатый из тяжелого опыта,

В бочки Памяти знание человека набито

И имеет грубый вкус смертности:

Сладкая секреция из желез эротических,

Ласкающая и пытающая горящие нервы,

Любовь — это мед и отрава в груди,

Опьяненною ею, как нектаром богов.

Человеческая мудрость земли — узколобая сила,

А любовь — не блестящий ангел с небес.

Если они за пределы спертого воздуха земли устремятся,

Поднимаясь к солнцу на хрупких крыльях из воска,

Насколько высок может быть тот насильственный полет неестественный?

Не на земле возможно божественной мудрости царство,

И не на земле божественную любовь можно найти;

Небеснорожденные, они могут жить лишь на небе;

Или, возможно, и там они тоже — лишь блестящие грезы.

Да разве все, что ты есть и что делаешь, не является грезой?

Твой разум и жизнь — это трюки силы Материи.

Если твой разум тебе кажется солнцем лучистым,

Если быстрым и славным потоком течет твоя жизнь,

Это, однако, — лишь иллюзия твоего смертного сердца,

Ослепленного лучом счастья иль света.

Не способные жить по своему собственному праву божественному,

Уверенные в своей сияющей нереальности,

Когда уходит из-под ног почва, что их поддерживает,

Эти дети Материи умирают в Материю.

Даже Материя в неопределенности Энергии исчезает,

А Энергия есть движение все прежнего Ничто.

Как Идеала несубстанциональные оттенки

Станут нарисованной банкнотой на пятне киноварном земли,

Как греза в грезе станет вдвойне правильной?

Как блуждающий огонек станет звездой?

Идеал ума твоего есть расстройство,

Яркий бред твоей речи и мысли,

Странное вино красоты, поднимающее тебя к фальшивому зрелищу.

Благородная фикция, твоим желанием созданная,

Твое человеческое несовершенство должен он разделить:

Его формы в Природе разочаровывают сердце,

Он никогда не находит свою форму небесную

И никогда не сможет осуществлен быть во Времени.

О душа, великолепием своих мыслей обманутая,

О земное создание, о небесах грезящее,

Уймись, покорись, повинуйся земному закону.

Прими краткий свет, что на дни твои падает;

Возьми, что можешь, от дозволенной радости Жизни,

Подчинившись испытанию плетью судьбы,

Страдай, как должна ты, в труде, заботе и горе.

И твое страстное сердце смолкая приблизится

К моей долгой тихой ночи вечного сна:

Сюда, в тишину, из которой ушла ты".

Конец второй песни

Песнь третья

Спор Любви и Смерти

Стих печальной разрушающей каденцией голос;

Он, казалось, продвигающийся марш Жизни вел

В какую-то безмолвную Пустоту первозданную.

Но Савитри всемогущей Смерти ответила:

"О софист хмурый вселенной,

Который Реальность своей собственной Идеей скрывает,

Пряча животными объектами живой лик Природы,

Маскирующий вечность своим танцем смерти.

Из невежественного разума ты соткал занавес,

И сделал поставщика и переписчика ошибки из Мысли,

И лжесвидетеля из слуги разума, чувства.

Эстет горя мира,

Суровой и печальной философии поборник.

Ты использовал слова, чтоб заслонить Свет,

И призывал Правду, чтобы доказать ложь.

Обманчивая реальность — это фальши корона,

А извращенная правда — в ней драгоценнейший камень.

О Смерть, ты говоришь правду, но правду, что убивает,

Я тебе Правдой, которая спасает, отвечу.

Путешественник, себя открывающий заново,

Своей стартовой точкой мир Материи сделал,

Из Ничто он свою жилую комнату сделал,

Ночь сделал процессом вечного света,

Смерть — к бессмертию шпорами.

Бог спрятал свою голову в капюшоне Материи,

Его сознание в несознательные глубины нырнуло,

Всезнание стало выглядеть огромным и черным Незнанием;

Бесконечность надела форму нуля безграничного.

Его пучины блаженства равнодушными глубинами стали,

Вечность — пустой духовной Обширностью.

Отменяя ничто первозданное,

Пустоту взял за свою почву Безвременный

И начертал фигуру вселенной,

Чтобы дух рисковать мог во Времени

И с Неизбежностью непреклонной бороться,

И душа космическому паломничеству следовать.

В черных необъятностях двигался дух

И выслеживал Мысль в древнем Ничто;

Душа в ужасной Пустоте Бога была зажжена,

Тайный трудящийся жар рождающегося пламени.

Его огромное Могущество работало в бездне Ничто,

Оно приводило свои бесформенные движения в формы,

Телом Бестелесного Материю делало.

Младенческие неясные просыпались вечные Силы,

В инертной Материи начала дышать дремавшая Жизнь,

В подсознательной Жизни лежал спящий Разум;

В пробуждающейся Жизни он потянулся своими великими членами,

Чтобы стряхнуть с них оцепенение спячки;

Бесчувственная субстанция в чувстве дрожала,

Сердце мира начало биться, глаза его — видеть.

В переполненных бессловесных вибрациях мозга

Мысли шли ощупью по кругу, чтобы себя разыскать,

Обнаружилась речь и вскормила новорожденное Слово,

Что неведение мира с берегами света соединило мостом.

В проснувшемся Разуме строил свой дом Мыслитель.

Рассуждающее животное желало, искало, планировало;

Он встал прямо среди своих животных товарищей,

Он строил новую жизнь, мерил вселенную,

Противостоял судьбе и боролся с незримыми Силами,

Побеждал и использовал законы, что правят миром,

И надеялся летать в небесах и достичь звезд,

Господин своего окружения огромного.

Через окна Разума выглядывает сейчас полубог,

Скрытый за занавесом души человека:

Он видел Неведомое, смотрел на неприкрытый лик Истины;

Луч коснулся его из вечного солнца;

Неподвижный, безгласный в глубинах предвидящих,

В свете Суперприроды он стоит, пробужденный,

И видит славу возникающих крыльев,

И видит широкое спускающееся могущество Бога.

"О Смерть, ты смотришь на мир незаконченный,

Тобой уязвляемый и в своем пути неуверенный,

Населенный несовершенными разумами, невежественными жизнями,

И говоришь, что Бога нет и что все тщетно.

Как ребенок уже мужчиной быть может?

Раз он — дитя, то никогда он не вырастет?

Раз он невежественен, он никогда не научится?

В маленьком, хрупком зерне таится огромное дерево,

Мыслящее существо заперто в крохотном гене,

Мелкий элемент маленькой спермы,

Он растет, победитель, мудрец.

Затем, если ты изрыгнешь, Смерть, Бога правду мистическую,

Станешь ли ты отрицать оккультное духовное чудо?

Может ты еще скажешь, что нет духа, нет Бога?

Немая, материальная Природа просыпается, видит;

Она изобрела речь, обнаружила волю.

Нечто, к чему она стремится, ждет за пределами,

Нечто, во что она вырастет, ее окружает:

Природе предстоит раскрыть дух, измениться вновь в Бога,

Превзойти себя в своей трансцендентальной задаче.

В