Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, — сказал Гордон. Было ясно, что сколько-то из них зашли вслед за нами и в лифт. Гордон все время с подозрением оглядывался. Остальные, как мы поняли, судя по его нежеланию выйти в коридор на верхнем этаже, ожидали нашего прибытия.
— Все в порядке, — ободряюще сказал я Гордону. — Не забывайте, мы все еще мокрые.
— Генри не мокрый, — ответил он, озабоченно оглядывая председателя.
— Мы же вместе, — сказал я. — Все будет хорошо.
Гордон посмотрел с сомнением, но в конце концов позволил своим провожатым вывести себя из лифта. Белые лица, похоже, расступались перед нами, освобождая путь.
По коридору к нам уже спешил личный помощник председателя, но тот остановил его коротким жестом и велел не допускать никого в зал заседаний, пока он не позвонит в колокольчик; и мы с Гордоном прошлепали в мокрых ботинках по толстому зеленому ковру к длинному полированному столу из красного дерева. Гордон согласился сесть в одно из комфортабельных кожаных кресел, окружающих стол, а по бокам сели мы с председателем, и теперь уже Генри Шиптон спросил, здесь ли еще люди с белыми лицами.
— Конечно, — сказал Гордон, поглядев вокруг. — Они сидят на всех стульях вокруг стола. И стоят за ними. Целая толпа. Вы же сами видите!
— Во что они одеты? — спросил председатель. Гордон озадаченно посмотрел на него, но ответил достаточно просто:
— В белые костюмы, конечно. С черными пуговицами. Впереди, сверху вниз, три большие черные пуговицы.
— Все? — спросил председатель. — Все одинаково?
— Ну да, конечно.
— Клоуны! воскликнул я.
— Что?
— Белые клоуны.
— О, нет, — сказал Гордон. — Это не клоуны. Они не смешные.
— Белые клоуны грустные.
Гордон недоуменно насупился и принялся внимательно разглядывать своих невидимых визитеров.
— Как тут быть? — раздумывал председатель; но обращался он преимущественно к самому себе. Мне же он сказал после паузы:
— Полагаю, мы должны отвезти его домой. Он явно не опасен, и я не вижу смысла вызывать сюда доктора, которого мы не знаем. Я позвоню Джудит и предупрежу ее, бедняжку. И отвезу его на своем автомобиле, поскольку, кажется, только я знаю, где он живет. И я был бы вам очень признателен, Тим, если бы вы спустились вместе с нами, сели с Гордоном на заднее сиденье и постарались его успокоить.
— Разумеется, — сказал я. — Кстати, здесь его машина. Он сказал, что, когда ехал сюда, с ним, кажется, ехали двое или трое этих белолицых.
Остальные ждали тут.
— Он так сказал? — Председатель поразмыслил. — Вряд ли у него действительно были галлюцинации, когда он вышел из дому. Джудит наверняка бы заметила.
— Но он казался вполне нормальным, когда прибыл в офис. Тихим, но нормальным. Он сидел за столом где-то с час, прежде чем вышел и полез в фонтан.
— Вы говорили с ним?
— Он не любит, чтоб с ним заговаривали, когда он думает.
Председатель кивнул.
— Что ж, сейчас прежде всего нужно найти одеяло. Попросите Питера, пусть найдет. И... э... насколько промокли вы сами?
— Совсем не промок, только ноги. Не беспокойтесь, сейчас не холодно.
Он кивнул, и я пошел на поиски. Питер, тот самый помощник, извлек откуда-то красное одеяло, в углу которого непонятно зачем было наискось выткано слово «пожар», и Гордон, плотно закутанный в эту штуку, позволил деликатно препроводить себя в машину председателя. Сам председатель сел за руль и с уверенностью мастера повез своих еще полусырых пассажиров на юг, в сияние майского утра.
Генри Шиптон, председатель правления «Поль Эктрин Лтд», был мужчиной крупного телосложения, чья природная полнота не перерастала в тучность благодаря сырой моркови, минеральной воде и силе воли. Полумечтатель, полуигрок, он привычно подвергал любую возвышенную идею суровой аналитической проверке; то был человек, чьи могучие природные инстинкты были укрощены, взнузданы и впряжены в работу.
Я восхищался им. И было за что. За время его двадцатипятилетней пахоты (из них десять лет он проработал на посту председателя) «Поль Эктрин Лтд» превратился из банковской конторы средней руки в одного из членов высшей лиги и был с уважением признан во всем мире. Я мог почти точно измерить уровень общественного признания по отношению к имени банка, поскольку это было также и мое имя: Тимоти Эктрин, правнук Поля Основателя. В мои школьные годы люди спрашивали меня: «Тимоти как? Э-к-трин? Как ты это пишешь?»
Сейчас же они зачастую просто кивают — и не сомневаются, что я унаследовал соответствующие качества, которых у меня нет.
— Знаете, они очень смирные, — чуть погодя сказал Гордон.
— Белые лица? — переспросил я.
Он кивнул.
— Они ничего не говорят. Они просто ждут.
— Здесь, в машине?
Он неопределенно посмотрел на меня.
— Они влезли и едут.
По крайней мере хоть не зеленые черти, непочтительно подумал я. Впрочем, Гордон, как и председатель, отличался воздержанностью. Но его острый ум был притуплен видениями, холеный бизнесмен остался в предфонтанном прошлом, благородная патина слезла. Фигура в красном одеяле представляла собой жалкое зрелище. Это была лишь тень воителя, изо дня в день уверенно оперировавшего миллионами, и тень эту везли домой в мокрых брюках. Величие человека порой не толще папиросной бумаги.
Он жил, как выяснилось, в тенистом великолепии Клэфем Коммон, в поздневикторианском фамильном особняке, окруженном изгородью в рост человека.
В ней имелись высокие, окрашенные в кремовый цвет деревянные ворота, которые были закрыты и которые я отворил, а дальше меж аккуратных газонов шла короткая, посыпанная гравием подъездная дорожка.
Когда машина председателя подкатилась к крыльцу, навстречу ей, распахнув парадные двери, вылетела Джудит Майклз и, не здороваясь, выкрикнула куда-то между Генри Шиптоном и мной:
— Удавлю этого проклятого доктора!
Потом она спросила:
— Как он? — и, жалостно охнув, бросилась к мужу:
— Пойдем, милый, пойдем. Все будет хорошо, пойдем со мной, дорогой мой. Сейчас мы тебя согреем, баиньки уложим...
Когда ее большое дитя, пошатываясь, выбралось из машины, она заботливо поправила на нем красное одеяло, потом обернулась к нам с Генри Шиптоном и повторила:
— Я его убью. Голову ему мало оторвать!
— Они сейчас не особенно жалуют вызовы на дом, — с сомнением сказал председатель, — но все же... Он придет?
— Нет, он не придет. Миленькие, пройдите пока в кухню, там кофе на столе, а я спущусь через минуту. Пойдем, Гордон, пойдем по ступенечкам, раз, два... — Она помогла Гордону войти через парадную дверь, одолеть прихожую, застеленную персидским ковром, и подняться по лестнице, огороженной деревянными панелями, а мы с председателем вошли следом и сделали, как нам было сказано.
Джудит Майклз была шатенкой тридцати с лишним
