Платформа - Роджер Леви

– Маленький урок, Итан Дрейм, и долгое время, чтобы его усвоить.

– Тогда позволь мне умереть.

Диксемексид потянулся, чтобы отключить функцию поддержки жизнедеятельности, но Рейзер показалось, что Дрейм умер сразу же, как только произнес эти слова.

Когда Диксемексид повернулся, Пеллонхорк завопил: «Нет!» – и спотыкаясь побрел к своему сарку. Пайрева попыталась помочь ему, но он оттолкнул ее и сказал:

– Забери ее, Дикси. Сделай хотя бы это. Забери моего ребенка.

Пайрева изумленно посмотрела на него, потом на челомеха и закричала:

– Нет! Я не хочу туда. Я не хочу. – Ее голос изменился. – Алеф, пожалуйста. Ты же примешь нас, правда? Сын. Он может оказаться твоим. Это возможно. – Она сложила руки и упала на колени. – Неужели ты убьешь своего сына? Неужели ты рискнешь?

Алеф закрыл глаза руками. Пайрева встала и толкнула его ногой.

– Он твой друг. Ты, глупое, глупое создание. Ты даже не мужчина. Ты никто. – Она всхлипывала. – Ты даже посмотреть на меня не можешь. Никогда не мог. Ты ничтожество. Ничтожество. А он – твой друг!

– У меня нет друга, – прошептал Алеф.

За спиной у Пайревы вывалился из своего сарка Пеллонхорк, с лицом белым от боли и гнева, сжимая в кулаке нож с ярко-красной рукоятью.

Скорчившись на полу, зажав руками уши и зажмурив глаза, Алеф снова начал яростный отсчет, кивая и дрожа. А потом внезапно посмотрел на Пайреву и сказал:

– Но я позабочусь о твоем ребенке.

Рейзер так сосредоточилась на этом разговоре, что заметила, как Пеллонхорк бросился на Пайреву с ножом, только когда было уже слишком поздно. Она распахнула дверь и попыталась выкрикнуть предостережение, но ее горло сдавило шоком.

Пайрева вскрикнула и упала на пол.

На мгновение в комнате воцарилось пораженное молчание. Рейзер в ужасе прикрыла ладонью рот. Она никогда не видела ничего столь внезапно жестокого и совершенно неоправданного.

Морщась от боли, Пеллонхорк опустился на колени, обхватил ладонью лицо Алефа и вытер нож об его щеку.

– Теперь у нас обоих не осталось ничего, – прошипел он. – Видишь?

Алеф оттолкнул его и подполз к телу Пайревы, прижавшись к ней, как ребенок. Лужа ее крови прикоснулась к нему.

– Пайрева, – прошептал он. – Ребенок.

Один из челомехов сказал:

– Я не понимаю.

Второй перестал мерцать. Он сказал:

– Мы не понимаем.

– Мы умрем вместе, Алеф, – говорил Пеллонхорк. – Как мой отец и Лигат. Ты и я, точно так же, как начинали. Он победил.

В наступившем молчании был слышен скрип платформы.

Рейзер гадала, можно ли еще спасти Пайреву или ее сына. Но подойдя ближе, она поняла, что ни одна жизнь спасена не будет. Все было кровь.

Пеллонхорк поднял руку, останавливая наемника, который с пистолетом в руке подходил к Рейзер.

– А, – сказал он. – Я и не думал, что кто-то сможет проскользнуть мимо Шепота, Алеф. Но ты нашел такого человека.

Алеф поднял голову.

Рейзер обнаружила, что ему невозможно посмотреть в глаза. Взгляд Алефа ускользал от нее. Она уставилась ему за плечо – это выносить было легче.

– Все кончено, – сказал Алеф своим странным голосом. – Факторов больше нет.

Даже искусственный голос Синт был больше похож на человеческий, подумала Рейзер, и все же в нем крылась подлинная грусть.

– Пеллонхорк должен умереть, – продолжил Алеф. – Только Пеллонхорк. Это оптимально.

Пеллонхорк застонал и сложился пополам, но заставил себя выпрямиться.

– Я скажу тебе, когда все кончится, Алеф. Думаешь, у меня не было плана на случай, если Дикси меня кинет?

Рейзер осознала, что Алеф смотрит на Пеллонхорка прямо и неотрывно и что он плачет. Его шепот был таким тихим, что она едва не пропустила его.

– Я не хочу смерти.

Но нет, он сказал не совсем это. Он сказал Пеллонхорку: «Я не хочу твоей смерти».

Пеллонхорк взглянул на Таллена и проговорил, медленно и четко:

– Снег и дождь. Горы, лед.

Таллен схватился за голову и завопил.

– Теперь ты сможешь умереть, – сказал ему Пеллонхорк. – Смерть. Конец боли. Ты знаешь, что делать.

Челомехи как один сказали:

– Таллен? Что происходит?

Платформа резко вздрогнула у них под ногами. Рейзер увидела, что Таллен сжимает в руке нож. Он дрожал и прижимал лезвие к собственной шее.

– Я вспомнил тебя, – сказал он, глядя на Рейзер. – Слишком поздно. Мне так жаль. Я сделал это.

Он закрыл глаза, и костяшки сжимавших нож пальцев побелели.

– Таллен. Не надо, – сказала Рейзер. – Пожалуйста.

«Я сделал это». Что он сделал? Она бросилась к нему.

Таллен

Голос Рейзер звучал в голове Таллена с той же силой, с которой срывался с ее губ, и, когда она прикоснулась к его руке, он заколебался.

А потом он увидел за ее спиной искаженное лицо Пеллонхорка и нож с красной рукоятью, высоко поднятый, начинающий опускаться. Таллен инстинктивно оттолкнул Рейзер, и вместо того, чтобы вонзиться в нее, лезвие полоснуло по его глазам. Он услышал, как металл заскрежетал по лицу, однако новой боли не было. Боль не могла сделаться сильнее. Ослепленный, Таллен ткнул своим ножом туда, где, как он помнил, стоял Пеллонхорк, и ощутил тяжесть удара. Послышались выстрелы, но это не имело значения. Они ничего не изменят.

Теперь боль исчезла. Он упал.

Рейзер

Падая, Рейзер услышала выстрелы и ударила ногой по сжимающей пистолет руке одного из наемников. Она знала, что справится с ним, но двое других были на краю ее поля зрения и делали все верно: расходились, чтобы не оказаться друг у друга на линии огня.

Удар пришелся в цель, и наемник упал, но она потеряла равновесие и теперь отталкивалась руками от пола, нуждаясь в еще одной секунде и понимая, что ей не дадут и половины, что эта станет для нее последней.

Наемники остановились, приготовились, подняли пистолеты.

А потом одновременно упали.

Один из челомехов сказал:

– Мы не смогли защитить Таллена…

– …но можем защитить вас, – закончил другой.

Таллен

Кто-то вытирал ему лицо.

– Ты что-нибудь видишь?

Таллен узнал ее голос.

– Нет, – ответил он.

Рука Рейзер обнимала его голову. Даже несмотря на боль, Таллен стеснялся металла в своем черепе. Он вдруг понял, что, за исключением медиков, она была первой, кто дотронулся до него после нападения.