Возрождение - Кэрол Берг

– Госпожа Элинор, на вас заботы о лошадях.

– Маттей и Гела возьмут пять дополнительных лошадей с оружием, водой, одеждой и знаменами, как вы просили, – ответила Элинор. – Они будут под воротами Танжира сразу после захода солнца, когда ворота закроют. Останутся на ночь за стеной, как и другие опоздавшие войти в город. Стражники на воротах все делают строго по часам. Гела выросла в Танжире, она знает город, может быть, вам пригодятся ее знания. Они будут ждать вас к первой страже и присмотрят за вашими лошадьми, когда вы войдете в город. Если я больше не нужна, я вернусь в Зиф-Акер.

– Конечно. Благодарю вас, госпожа Элинор. Мальчику лучше?

– Гораздо лучше. Это просто детская лихорадка. Лихорадка. Эван. Моя мать умерла от лихорадки, как и многие другие эззарийцы. Дети. Как дети переносят лихорадку? А ночные события шли своим чередом.

– Горрид! – позвал принц. – Проводи Элинор в Зиф-Акер. Хотя госпожа умеет за себя постоять, две пары рук и глаз надежнее, чем одна пара. Мы все обсудили? Тогда всем удачной ночи. Пусть хранят нас наши боги.

Шаги приближались к тому месту, где я прятался. Два человека. Я нырнул в палатку Феида и стал ждать его возвращения, окутав себя облаком тьмы на случай, если Александру вздумается поискать меня. Ты доволен, старик? Я спрятался от него. Хотя, возможно, и хорошо, что мы не говорим. Я был уверен в своем решении, но еще не готов сообщить о нем тем, кто скорее всего не поймет меня.

И Эван… болен. Я представил его таким, каким видел в последний раз, – стоящим в круге света с широко раскрытыми глазами, а потом бросившимся искать спасения на руках Элинор. Я с трудом удерживался, чтобы не пойти сейчас за Элинор. Еще не время, говорил я себе. Не сейчас. Потом. Но если я стану мадонеем… что тогда?

Широкие плечи закрыли узкий вход в палатку.

– Лорд Сейонн! – Этот «шепот» разбудил бы мертвого.

– Ты не мог бы говорить потише? Никто не должен знать, что я здесь.

– Аведди расспрашивал меня наедине а том, где вас искать, как вы и предполагали. Но я ответил, как было велено. Ему не понравилось, когда я сказал, что не смогу передать никаких сообщений от него. Он уже хотел уйти, но потом остановился и спросил, выглядели ли вы «здоровым» и «спокойным». Я ответил, что вы казались вполне здоровым, и я не заметил никакой напряженности, если он это имел в виду под словом «спокойный». Он сказал, что если вы хотя бы один раз неудачно пошутили, это и означает «спокойный», и тогда ему тоже не о чем волноваться. Тогда я пересказал ему ваши слова. О том, что вы много раз намеревались войти в его сны, но все-таки выбрали мои, потому что они «менее напыщенные и более красочные». Я не совсем понял Аведди, но он засмеялся и сказал, что теперь все в порядке. Все ли я правильно сделал? Он обращался ко мне и ничего не стал передавать для вас, поэтому я пересказал нашу беседу. – Крупное тело Феида заполнило почти всю палатку, вместе с запахом пота и ароматического масла, которым он смазывал волосы и бороду.

– Да, ты все сделал как надо. – Несмотря на мое сомнительное положение и снедающую меня тревогу, мне хотелось засмеяться. Но я сдержался, чтобы не обидеть послушного Феида. – Благодарю тебя, Феид. Огромное спасибо. Пока больше ничего не надо. Как и прежде, мои слова предназначены только тебе, и в ответ я хочу слышать лишь твои собственные мысли и наблюдения. Это условие моего пребывания здесь. – Я обещал разговаривать только со своим спящим и, кажется, уже нарушаю клятву.

– Да, господин, я понял. Наш бог Госсопар прошел через множество испытаний, пока обрел свою силу. Однажды ему пришлось сжечь все волосы на теле, совершенно везде, и ходить без волос целый год. Не иметь возможности разговаривать с товарищами, пусть даже во время битвы, гораздо проще, особенно если в вашем распоряжении наследник Сузы.

– Точно. – Я больше не мог сдержать улыбки. – Хотя у эззарийцев не так много волос, мне едва ли понравилось бы такое испытание.

Но и это испытание мне не нравилось. Феид извинился и ушел молиться своим богам, как это требовалось перед битвой. А я остался сидеть у стенки палатки, прислушиваясь к звукам в лагере. Кроме поскрипывания кожи и звона стали до меня доносились нервные смешки, последние наставления, негромкие подбадривания, обещания не посрамить товарищей и отомстить за павших, все обычные для людей слова, которые были мне запрещены. Несколько человек подошли к Элинор, чтобы через нее передать слова любви для своих семей. Я мысленно сделал то же самое. Тебе, мой сын. Если я смогу это сделать… сделать мир цельным и здоровым ради тебя… Я совершу все, что от меня потребуется.

Тяжелые шаги замерли у противоположной стены палатки.

– Твоя сестра совершенно права, ты знаешь, – негромко говорил Александр. – Не лезь в бой, пока полностью не поправишься. Поверь, я знаю, каково тебе оставаться в стороне.

– Раньше я всегда был с моими людьми в любой опасности.

– Несмотря на все мои недостатки, многие в Загаде восхваляют меня за храбрость, потому что я поехал тогда на бой с Хамраши. Они не понимают, что я выбрал самый легкий путь. Нам предстоят еще сражения, Блез. У тебя еще будут возможности проявить себя, боюсь, даже чаще, чем нужно.

– Пусть боги хранят тебя этой ночью, лорд Александр.

– Я хочу кое-что понять, узнать больше о некоторых воинах, ты не прогуляешься со мной еще немного? Вот, например, Феид…

Я мог бы совершить превращение, последовать за ними и выяснить, о чем они будут говорить дальше. Но даже такое одностороннее общение нарушало мое соглашение с Ниелем. Месяц-другой, говорил мадоней, и я смогу поступать так, как мне будет угодно. А до тех пор придется от моих друзей скрываться.

Через несколько месяцев после нашего с Александром бегства могущественное семейство Рыжки осуществило свои намерения и поселило одного из младших родственников в Ган-Хиффире, последнем поместье семьи Беков. Бек, видевший что случилось с Набоззи, не стал протестовать, а просто переехал в Танжир. Оттуда, из маленького домика, он продолжал управлять имением, фермами, находил рынки для сбыта своей пшеницы. Он громко заявлял, что, хотя великодушный Эдек и отдал прекрасную крепость Рыжкам и их союзникам, он вовсе не хочет, чтобы дерзийские дворяне и их слуги умерли с голоду. Но это все-таки не спасло старого Бека. Первый лорд, его три сына и зять были приговорены к казни, их жен заставили принять яд. Воины Бека оставались в казармах Ган-Хиффира, но их лишили желто-голубых шарфов Беков, теперь они подчинялись непосредственно Императору, но командовал ими Рыжка. Александр собирался все изменить.

Когда Аведди и его воины выехали в Танжир, я полетел вместе с ними в теле сокола, высоко в черных тучах, чтобы не попасться на глаза Александру. Если он поймет, что я был в лагере, моя клятва будет нарушена.

Через полчаса Блез привел нас под стены Танжира. Тогда я оставил отряд и полетел, чтобы открыть ворота.

Танжир спал. Наверное, мои недавно обретенные знания о снах дали мне понять, что спит он неспокойно. Кости Совари больше не свешивались со стены, нигде не лежали тела Вассани и Малвера, но я чувствовал рядом с собой в ночи три неупокоенных духа и знал, что Александр тоже ощутит их присутствие. «Мы напомним о вас не только пролитой кровью, – пообещал я, усаживаясь на ту самую балку, с которой когда-то свисал капитан. – Но в эту ночь будет кровь». Перейдя в свое настоящее тело, одного за другим я убрал со стены лучников. Я трогал каждого за плечо, они оборачивались и видели мои крылья и золотое свечение. Тогда я убивал их, говоря: «Это за верного Совари» или «За доблестного Малвера», «За прекрасную Вассани». Когда со стражниками было покончено, я приземлился, вытащил засов из ворот и открыл их настолько, чтобы могли проехать всадники.