Потрясающие приключения Кавалера и Клея - Майкл Шейбон

– Мой учитель по иллюзионизму, – закончил Томми. – Я с ним уговорился встретиться здесь. А то все дома одинаковые, сами понимаете.

– Это, безусловно, правда, – сказал Джо.

– Учитель по иллюзионизму, – сказал мистер Шпигельман. – Это что-то новенькое.

– Тут нужен учитель, мистер Шпигельман, – сказал Томми. – У всех лучших есть учителя. – Тут он кое-что сделал и сам удивился. Он взял кузена за руку. – Ну, пошли, я вам покажу дорогу. Тут надо перекрестки считать. Вообще-то, дома не все одинаковые. У нас восемь разных моделей.

И они зашагали вдоль стоек с комиксами. Томми вспомнил, что собирался купить летний выпуск «Приключений Эскаписта» 1953 года, но побоялся обидеть, а то и разозлить кузена. Поэтому он шагал себе дальше и тянул Джо за руку. Но, проходя мимо, глянул на обложку «Приключений Эскаписта» № 54 – Эскапист, прикрученный к толстому столбу (руки за спиной), с завязанными глазами стоит перед угрюмым расстрельным взводом. Команду «пли» вот-вот отдаст не кто-нибудь, а Том Мэйфлауэр – он опирается на костыль, высоко воздевает одну руку, и лицо у него дьявольское и обезумевшее. «КАК ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ? – выкрикивает Эскапист в мучительном, изодранном пузыре. – МЕНЯ ВОТ-ВОТ КАЗНИТ МОЕ СОБСТВЕННОЕ АЛЬТЕР ЭГО!!!»

Эта провокационная иллюстрация соблазняла Томми нестерпимо, хотя он прекрасно знал, что, когда дочитаешь историю до конца, ситуация на обложке обернется сном, недопониманием, преувеличением или даже откровенной ложью. Свободной рукой он щупал дайм в кармане штанов.

Кузен Джо сжал другую его руку.

– «Приключения Эскаписта», – произнес он беспечно и насмешливо.

– Я как раз на них смотрю, – сказал Томми.

– Бери, – сказал Джо. Он выдернул из стойки четыре последних выпуска Эскаписта. – Забирай все. Давай. – Он широко обмахнул рукой стену, сверкнул глазами. – Я тебе куплю все, которые захочешь.

Трудно сказать почему, но это щедрое предложение напугало Томми. Он уже начал жалеть о своем пиратском прыжке рыбкой в неведомые замыслы кузена, он же двоюродный дядя.

– Нет, спасибо, – сказал он. – Папа мне их просто так приносит. Все, кроме «имперских».

– Ну конечно, – сказал Джо. Он покашлял в кулак, и щеки у него покраснели. – Ну хорошо. Тогда один только.

– Десять центов, – сказал мистер Шпигельман и пробил комикс на кассе, по-прежнему внимательно разглядывая Джо. Взял у него десять центов, протянул руку. – Хэл Шпигельман. Мистер?..

– Корнблюм, – сказал Кузен Джо.

Они вышли из лавки и встали на тротуаре перед аптекой. Этот тротуар и эти лавки – самое старое, что построили в Блумтауне. Они тут появились еще в двадцатых годах, когда мистер Ирвин Блум работал в отцовском цементном концерне в Куинсе, а здесь не было ничего, кроме картофельных полей и крохотной деревушки Мэнтикок, которую Блумтаун с тех пор заполонил и вытеснил. В отличие от ослепительно-свежих панелей утопии мистера Ирвина Блума, этот тротуар потрескался, посерел, пошел многолетними леопардовыми пятнами выплюнутых жвачек, оброс мехом островных сорняков. Здесь не было прибрежной парковки, как на Блумтаун-плазе; мимо рокотало местное шоссе 24. Витрины узки, обшиты вагонкой, по карнизам змеилась драная путаница телефонных проводов и линий электропередачи, заросшая девичьим виноградом. Томми хотелось рассказать про все это Кузену Джо. Объяснить ему, как этот развороченный тротуар, задиристые вороны на голом девичьем винограде и сварливое жужжанье неоновой вывески мистера Шпигельмана кажутся ему предостереженьем о грусти взрослой жизни, словно Блумтаун с его бассейнами, и «паутинами» на детских площадках, и лужайками, и ослепительными тротуарами – разнообразное и неизменное море самого детства, в котором несговорчивым темным островом торчит этот дряхлеющий шмат деревни Мэнтикок. Томми хотелось рассказать Кузену Джо тысячу вещей – историю их жизни после его исчезновения, болезненную трагедию отъезда Юджина Бегельмана во Флориду, происхождение таинственного Жука. Томми никогда не удавалось успешно объясниться со взрослыми, потому что они катастрофически невнимательны, но глаза у Кузена Джо были терпеливые, и Томми чудилось, будто этому человеку можно рассказывать всякое.

– Лучше бы вы сегодня зашли, – сказал Томми. – У нас мексиканский чили.

– Вкусно. Твоя мать всегда прекрасно готовила.

– Пойдемте к нам. – Внезапно стало ясно, что от родителей возвращение Джо никак не утаить. Вопрос о местонахождении Джо мучил их, сколько Томми себя помнил. Нечестно скрывать от них эту новость. Неправильно. Более того, с первого взгляда на кузена было ясно, что он свой. – Вы должны.

– Но я не могу. – Всякий раз, когда мимо проезжала машина, Джо оборачивался и смотрел, вглядывался в ее нутро. – Прости. Я пришел увидеть тебя, а сейчас мне пора.

– Почему?

– Потому что я… потому что я отвык. Может, в следующий раз я зайду к вам в дом, но не сегодня. – Он посмотрел на часы. – У меня поезд через десять минут.

Он протянул руку Томми, и они обменялись рукопожатием, а затем Томми опять сам себя удивил и обхватил Кузена Джо руками. Сердце ему переполнил запах пепла на царапучей ткани пиджака.

– Куда вы едете? – спросил Томми.

– Я не могу сказать. Будет нечестно. Я не спрашиваю хранить мои секреты. Я уйду, и скажи родителям, что видел меня, хорошо? Я не против. Они не найдут меня. Но чтобы с тобой правдиво, я не могу сказать, куда иду.

– Я им не скажу, – ответил Томми. – Богом клянусь, честно-пречестно, не скажу.

Джо взял его за плечи и слегка оттолкнул, и они посмотрели друг на друга.

– Любишь фокусы, а?

Томми кивнул. Джо достал из кармана колоду игральных карт. Французская марка, называлась «Пти фу». У Томми дома была такая же – он ее купил у Луиса Тэннена. Континентальные карты меньше – ими легче манипулировать, если руки маленькие. Короли и королевы глядели мрачно и хитро, точно сошли со средневековых ксилографий и сговорились ограбить тебя, грозя копьями и изогнутыми мечами. Колода выскользнула из цветастой коробки, и Джо протянул ее Томми.

– Что умеешь? – спросил Джо. – Вольты умеешь?

Томми потряс головой; щекам стало горячо. Кузен умудрился с ходу нащупать самую суть слабости Томми в манипуляциях с картами.

– У меня с ними плохо, – сказал он, угрюмо тасуя колоду. – Если написано, что надо вольт, я пропускаю фокус.

– Вольты сложно, – сказал Джо. – Ну, делать просто. Но сложно делать хорошо.

Это отнюдь не стало новостью для Томми, который в июне посвятил две бесплодные недели раскрытию, вееру, вольту разворотом и Шарлье среди прочих, но так и не научился прорезать половины и четверти колоды достаточно быстро, чтобы главный обман любого вольта, незаметный перенос двух или более частей колоды, не был очевиден даже самым ненаблюдательным глазам – в случае Томми, глазам матери, которая при его последней попытке, после которой он в омерзении забросил вольты раз и навсегда, закатила глаза и сказала: «Нет, ну если менять половины так – тогда конечно».