В дебрях Африки - Генри Мортон Стенли

Но африканским туземцам трудно растолковать причины, почему нельзя удовлетворить их пылким желаниям, и если эти хоть сколько-нибудь похожи на тех, с которыми приходилось мне иметь дело в 1876 г., то нет сомнения, что баганда способны были сговориться с Антари, чтобы задержать меня в стране. В этом, я полагаю, не усомнится ни один из моих читателей, знакомый с моею книгой «Через Черный материк». Поэтому я отвечал Захарии и Самуэлю, что подумаю об их предложении и дам им окончательный ответ с берегов Александра-Нила, из какого-нибудь такого селения, где найду достаточно провианта для тех, кого принужден буду на время покинуть в том случае, если соглашусь исполнить их желание; им же советую пока отправиться к баганда, узнать наверно, где теперь находится Мванга и нет ли каких известий о мистере Стоксе.

В Катаре умер еще один египетский чиновник, Могаммед-Кер. Другой египтянин, Абдул-Уахид-эфенди, захотел отстать от каравана еще прежде и остался в Китетэ, а Ибрагим-Тельбас со своими домочадцами хотя вышел с нами из Китетэ, но вскоре запрятался в высокой траве и, вероятно, вернулся назад, предпочитая оставаться со своим больным соотечественником.

Наши люди начинали оправляться после повальной лихорадки, перебравшей нас чуть не поголовно. Однако паша, капитан Казати, лейтенант Стэрс и Джефсон все еще были больны. Предыдущий наш ночлег пришелся на высоте 1 750 м над уровнем моря, а длинная горная цепь Дении была еще на 200 м выше; утром 10 июля я заметил на земле иней, а на походе в этот день мы находили на кустах по сторонам дороги спелую ежевику, которой я не видал уже лет двадцать.

На третьем переходе вверх по долине, между хребтами Иванды и Дении, мы достигли ее верхнего конца, перевалили через узкий гребень и спустились в бассейн реки Руизи. Туманная атмосфера постепенно прояснялась, впереди стало видно на расстоянии около 10 км, и мало-помалу вдали начали обрисовываться пасторальные пейзажи Анкори. В настоящее время они представились нам далеко не в выгодном свете, потому что в эту пору там всегда бывает засуха, начавшаяся уже два месяца назад. Все холмы, обрывы, пригорки и луга были покрыты густой травой, которую пора было сжигать. Скота везде множество и все такого жирного, точно его откармливают на выставку. Идя по долине между горами Иванды и Дении, мы насчитали более 4 000 голов скота с характерными длинными рогами. Бассейн реки Руизи, образующий самое сердце Анкори, питает многие десятки громадных стад.

11-го мы остановились в Вамаганде. Жители разделяются на пастухов-ватузи и на ваньянкори – земледельцев. Весь анкорский народ делится на эти два сословия, равно как и все вообще племена пастушеских стран, от полян на берегах Итури до Уньяньэмбэ и от западных берегов озера Виктория до Танганьики.

Женщины-ватузи носят ожерелье из медных колокольчиков, а на ногах узкие обручи с прикрепленными к ним мелкими железными колокольчиками.

Говорят здесь на том же языке, как в Униоро, с легкими изменениями, и, кроме того, в их словаре есть выражение «касанги», которое они часто употребляют и которое равносильно изъявлению благодарности.

Тут, к великому нашему прискорбию, один из наших слуг скончался от долгой болезни, окончившейся параличом, а другой, нубиец, скрылся в высокой траве и пропал.

12 июля шли берегом Руизи и через полтора часа переправились через реку, превратившуюся теперь в обширное болото до полутора километров шириною, густо обросшее непроницаемою чащей папируса. При переходе через болото мы лишились двадцати четырех голов своего скота. Стали лагерем по ту сторону болота в селении Казари.

Королева-мать прислала нам четырех быков, а король – трех быков и великолепный слоновый клык, и при этом любезное приветствие, в котором он выразил надежду, что я не откажусь от союза с ним посредством братания кровью. В числе присланных от него депутатов находился принц королевской крови из Усонгоры, сын короля Ньики, чистейший образец эфиопского типа. Депутации поручено было проводить нас со всяким почетом и всю дорогу заботиться о доставлении нам припасов и развлечений.

Хотя быть гостем могущественного африканского короля чрезвычайно выгодно в экономическом отношении, однако есть и невыгодные стороны. Так, например, подданные его, удручаемые постоянными поборами, становятся очень сердиты и беспрестанно приставали к нам с жалобами, иногда даже вовсе несправедливыми. Да и наши люди, со своей стороны, слишком широко пользуются дарованными им льготами и берут гораздо больше того, что заслуживают или на что имеют право по справедливости.

Например, они забирали молоко у ваньянкори, а у тех считается недопустимым, чтобы человек, питающийся овощами, подносил к губам сосуд с молоком, а того, кто варит свою пищу, считают недостойным прикасаться к нему, потому что от этого скот может околеть и приключатся еще другие беды. Семеро наших людей провинились в этих ужасных преступлениях, и пастухи, которые здесь такие же сутяги, как аденские сомали, совсем разъяренные, пришли ко мне со своими жалобами. Мне немалого труда стоило это судилище, во время которого я старался успокоить оскорбленные чувства туземцев, возмущавшихся подобными скандальными поступками.

14 июля пришли в обширное и цветущее селение Ньяматозо, расположенное у северного подножья хребта Руампара. Видя по окрестностям необычайное обилие бананов, я распорядился, чтобы люди наготовили банановой муки на семь дней.

Отсюда к юго-юго-западу лежит Мпороро. Несколько лет тому назад Антари проник в эту страну, занял ее, и после целого ряда кровавых стычек народ и король признали себя его данниками. Руанда начинается отсюда на западо-юго-запад, и короля ее зовут Кигери. Об Руанде я мог узнать очень немногое, говорят только, что эта страна обширная, пространством равная расстоянию от Ньяматозо до Кафурро; народ там многочисленный, воинственный, не допускает к себе никого чужого, а если кого впустит, то уже не выпустит.

Один из наших офицеров, ослабевший от долговременной лихорадки, горько жаловался мне сегодня на ваньянкоров – упоминаю об этом случае только затем, чтобы показать, как различно люди смотрят на вещи и каких пустяков иногда достаточно, чтобы восстановить человека против целого племени. Он говорил мне так:

– Вчера, как вам известно, солнце палило немилосердно, и я, усталый от жары, от длинного перехода и еще в легком пароксизме лихорадки, чувствовал, что готов все на свете отдать за стакан свежей воды. Пришли мы в ту маленькую деревню, что там на равнине, и я подошел к человеку, стоявшему у входа в свою хижину и нахально глазевшему на нас, и попросил дать мне напиться воды. Как вы думаете, что он сделал? Он указал мне на болото, а концом своего копья на черную тину, как бы желая сказать: «Пришел, так сам и бери, что тебе нужно!» Удивляюсь, как вы можете говорить, что это хороший народ! Не могу понять даже, из чего вы могли это заключить? Ну разве это хорошо, например, что он мне глотка воды не дал? Кабы с ним обойтись по заслугам… Да ну, что об этом толковать!

– Милый человек, – отвечал я, – выслушайте терпеливо, я вам сейчас покажу другую сторону медали. На людей можно смотреть различно. Есть у вас карманное зеркальце? Коли вы его потеряли, вот возьмите мое и посмотрите, на что вы похожи. Видите вы это угрюмое, исхудавшее лицо, с шершавыми признаками давнишнего бритья, изможденное, болезненное. Глаза у вас стали совсем маленькие и утратили свой блеск. Платье висит, как на вешалке, и притом все в лохмотьях. Когда я вас в первый раз встретил в Лондоне, я был восхищен: Адонис, да и только! А теперь, извините, теперь ведь и все мы – увы! – до крайности плохи с виду. А уж вы, когда у вас пароксизм начинается!.. Взгляните в зеркало, полюбуйтесь.