Елена Троянская - Маргарет Джордж

Гектор, с вылезшими из орбит глазами, сорвал шлем с головы. Его лицо было залито потом, грудь высоко вздымалась.

— Все рассказы о нем — правда. Теперь я убедился.

— Кто это, кто? — спрашивала я, подбежав к нему вместе со стражниками.

— Ахилл! — ответил стражник. — Этот демон — Ахилл.

— Говорят, он бегает быстрее оленя, — заговорил Гектор. — Я думал, это просто красивое выражение. Теперь убедился — это точное выражение. Среди людей ему нет равных.

— Трус! Трус! — по-прежнему доносился из-за ворот разъяренный крик.

Гектор потряс головой, словно отгоняя его.

— Никто еще меня не называл трусом! — пробормотал он.

— Ты не трус! — воскликнул Приам.

Он стремительно спустился со своего наблюдательного пункта, полы плаща развевались за ним.

Я выглянула со стены, чтобы посмотреть на Ахилла. Крик и стук прекратились, он повернулся и пошел прочь от ворот с копьем на плече. Под пластинами, закрывавшими щеки и нос, мне удалось разглядеть тонкие губы, вытянутые в прямую линию. Его доспехи поражали великолепием, нагрудник и щит были роскошно украшены. Ни у кого не было подобных. Даже наголенники поблескивали серебром застежек. Это был тот самый мальчик, который хвастался, что обогнал измученного Менелая, и который прятал свои мускулы под женским платьем на Скиросе. Ему было лет восемнадцать[15], и он по-прежнему хорошо бегал. Вдруг он оглянулся и увидел меня.

— Елена! — крикнул он. — Так ты правда в Трое! Высматриваешь сверху своих родственников? Злорадствуешь? Эй, смотрите! Вон там Елена!

Ахилл указывал своим солдатам на меня.

— Говорила тебе — не стой на стене! — воскликнула Гекуба и снова потащила меня прочь. — Ты должна находиться в безопасном месте. Наш долг — оберегать тебя, — жестко сказала она.

Наши воины возвращались в город. Стычка закончилась. Их приветствовали криками восторга. Позже советники-старейшины и командиры будут разбирать допущенные ошибки и недостатки в обороне Трои, предлагать, как их устранить. Но в тот момент всем довольно было того, что мужчины вернулись живыми, что штурм западной стены удалось отразить. Несколько греков погибли от удара камней или при падении со стены — их тела валялись внизу.

Официального празднования не устраивали, но настроение было праздничное, приподнятое. В ту ночь группы молодых людей, разгоряченные первой боевой вылазкой, бродили по улицам, пили вино и пели песни. Мы с Парисом слушали, как по улицам между стенами разносится эхо их голосов, и дрожали у себя во дворце. Парис с облегчением избавился от доспехов, которые грудой лежали на полу. Он твердил:

— Они этого и хотели. Они для того и приплыли. Они хотят воевать.

Как будто это только сейчас дошло до его сознания.

— Где ты был? Я не видела тебя.

Я попросила его лечь ровно — чтобы натереть ему спину ароматическим маслом. На стенах горело несколько факелов, но очень слабо, и в комнате было довольно темно.

— Тебе не следовало высовываться. Это опасно.

Он говорил, уткнувшись лицом в простыню, и я с трудом разбирала слова.

— Твоя мать говорила то же самое. Но мне удалось кое-что увидеть, пока меня не увели.

— Я был у восточной стены. Ее тоже атаковали, — пробормотал он. — Какое блаженство!

Я массировала мускулы под лопатками, снимая напряжение.

— Боюсь, несмотря на твой массаж, завтра все тело будет болеть. Я не привык носить такой тяжелый щит. Левая рука как чужая.

— А ты не видел?..

— Я никого не узнал. Они все чужие для меня. — Он потянулся. — Странно, откуда греки узнали, что западная стена — наше слабое место. Это самое неподходящее место для штурма, учитывая близость Большой башни и створок ворот. Его можно выбрать, только если знаешь, какая непрочная там стена.

— Значит, им кто-то сказал об этом.

— Но снаружи-то ничего не заметно. Постороннему и в голову не придет, какая тонкая там стена. Может, прорицатель…

— Почему обязательно прорицатель? Это мог быть самый обыкновенный предатель. Сегодня никого из троянцев не захватили в плен?

— Нет, насколько мне известно.

— Это хорошо. Ведь чтобы открыть тайну врагу, не обязательно быть и предателем — пытка любому развяжет язык.

Парис выскользнул из-под моих рук и сел на кровати.

— Пытка? Твои соотечественники пытают пленных?

— Они утверждают, что нет. Но тогда почему же пленники пытаются покончить с собой?

— Молю богов, чтобы ни один троянец не попал к ним в плен, — проговорил наконец Парис.

Предводитель греков, Агамемнон, не пощадил собственной дочери, принес ее в жертву. Вряд ли он будет трепетно относиться к пленным. Лучше ему в руки не попадаться. Бедная, бедная моя сестра!

XLVI

— Все должно идти своим чередом! — заявила Гекуба Приаму. — Мы не допустим, чтобы греки лишили нашу дочь ее женской доли!

Незадолго до штурма Лаодика наконец выбрала себе жениха. Им оказался Геликаон, сын Антенора. Приам и Антенор достигли согласия, и Лаодика вздохнула с облегчением. Ей исполнилось восемнадцать, и она мечтала о замужестве все то время, что я жила в Трое. Геликаон был весьма привлекательным молодым человеком, если бы не его крайняя небрежность. Возможно, Лаодика надеялась со временем сделать из него копию его изящного отца.

Но все это было до того, как разыгрался бой под стенами города, пролилась кровь троянцев и по улицам прошли раненые. Поэтому решение Гекубы вызвало удивление.

— Но люди… Что они подумают? — возразил Приам. — Не сочтут ли они это пренебрежением к потерям, которые мы понесли?

— Нет. Это покажет, что мы, троянцы, не сдаемся, несмотря на любые потери.

Лаодика посмотрела на меня с обожанием, которое совсем не радовало меня, ибо возбуждало ревность семьи.

— Елена, ты поможешь мне выбрать платье и украшения?

У крашения… Я подумала о странном украшении, которое Менелай передал мне, о таящих угрозу словах: «Елене, моей жене, чтобы она узнала цену своей любви».

Любви к кому? К нему? К Парису? Как бы то ни было, я не вынимала брошь из шкатулки.

— Да, конечно, — кивнула я. — Но Илона имеет отменный вкус в том, что касается украшений. Я уверена…

— Я хочу, чтобы мне помогла ты, — упрямо повторила Лаодика.

И вот в полнолуние мы стояли во дворе Приама и готовились начать церемонию обручения. С улицы доносились обрывки речей еще более бравых, чем слова Гекубы. Люди громко восхваляли отвагу царя и царицы, которые не отменяют праздник перед лицом опасности.