От войны до войны - Вера Камша

– Здесь прольется именно то, о чем я говорю, – заверил Алва, – итак «Девичья слеза». Это очень сухое вино из гостильской лечуза вьянка[49]. У него четкий, чистый, едва ли не хрустящий вкус.

«Вдовья», которую так любит мой друг Савиньяк. Золотая лустигона[50], у нее очень «взрослый», богатый букет, иногда с перебором сложности. На мой вкус, из «слез» лучшая – «Дурная». Вот ее делают из винограда, что и впрямь разводят только в Кэналлоа. Кэстрамон[51]не просто капризен, он совершенно непредсказуем. Винный мастер и тот не знает, что именно у него получится, пока не получится. У лозы год от года меняется вкус, и при этом он остается легким, четким, фруктовым, очень бодрящим.

Рокэ поднялся, подошел к кувшинам, выстроившимся на узком столе черного дерева, несколько раз взмахнул ладонью над первым и шестым, втянув воздух хищно вырезанными ноздрями.

– Еще немного, и можно наливать. А я как раз покончу с «кровью».

– Глядя на вас, – заметил Тристрам, – никогда не скажешь, что вы маршал, а не винодел.

– Благодарю, – поклонился Рокэ, – но в сравнении с подлинными мастерами я не больше чем покойный Ариго в сравнении со мной. Итак, «черная кровь». Смесь савьер лечуза[52]и парризы[53]. Правильную смесь такого рода можно пить вообще без закусок, что я обычно и делаю. В крайнем случае, с сыром. У нее очень богатый, но и очень жесткий букет…

Сколько можно говорить о вине, даже о лучшем в мире?!

Марсель, как и большинство дворян, разбирался в вине, оружии и лошадях, правда, настоящих знатоков и в том, и в другом, и в третьем были единицы, и одним из них был Рокэ Алва, но о вине так не говорят. По крайней мере, в собравшейся выпить компании.

В таких компаниях смеются, шутят, перебивают друг друга, выставляя себя ценителями и знатоками, а тут Первый маршал Талига ровным монотонным голосом излагает вещи, интересные разве что франимским виноторговцам, а одиннадцать человек слушают, с трудом выдавливая из себя вопросы, ответы на которые по большей части известны. Ни одной улыбки, ни одного смешка. Разрубленный Змей, что же сейчас будет?

– «Темная кровь»… Это старый, очень хорошо выдержанный савьер лечуза. Такое вино хранится десятилетиями, у него пурпурно-рубиновый цвет. Почти такой, – Рокэ поднял руку с кольцом, тревожно мигнули камни. – «Темная кровь» имеет привкус черной смородины, сливы, вишни, ванили и, скорее всего, кедра или аниса.

Прошу прощения, господа. Я забыл сказать – чем старше лоза, тем богаче букет, но тем меньше на ней ягод. Уважающий себя винодел не станет делать вино из лозы младше десяти лет. И все бы хорошо, но, прожив полвека, виноград становится капризным. Когда вино зреет, от него можно ждать любых неожиданностей.

– Как от вас? – уточнил Мевен.

– Да, я от очень старой лозы, и ничего с этим не поделать. А сейчас мы будем пить «Проклятую кровь». Это савьер раси?н[54]с семидесятисемилетней лозы. Чтобы ее оценить, отнюдь не нужно быть знатоком. И это при том, что плохого вина в Кэналлоа просто нет.

Рокэ поднял и наклонил кувшин. Темная, блестящая струя полилась в украшенный гербами кубок. Рокэ протянул его кансилльеру:

– Господин Штанцлер, это вино и вы сто?ите друг друга. Многолетняя выдержка, аромат тайны, вековые традиции. Вы должны оценить.

Кансилльер Талига молчал, зачарованно глядя на Первого маршала. Не хочет пить? Не может принять кубок из рук убийцы друзей? Но кто мешал отказаться от подарка еще вчера?

– Пейте, эр Август, – какой странный у Рокэ голос, – уверяю вас, вы никогда не пили ТАКОГО вина. В нем все – легкий привкус лесных ягод, пыльца, солнце, в общем, само лето в бутылке. А как долго сохраняется ощущение вкуса!

– Простите, Рокэ, – Штанцлер покачал головой, – я неважно себя чувствую, годы… Да и новость, которую вы принесли…

– Пустое, эр Август, – Рокэ вновь улыбался той же улыбкой, что в Нохе, – бокал хорошего вина никому еще не повредил, вам ли это не знать? Пейте! Здоровье Его Величества!

Штанцлер принял кубок, но, видимо, Ворон выпустил его из рук прежде, чем сжались пальцы кансилльера. Семейная реликвия покатилась по столу, вино вытекло, лужица достигла края стола, темно-красная струйка равнодушно потекла вниз, на серый ковер.

– Вы неосторожны, эр Август, – Алва поднял кубок и вновь его наполнил, – держите. Крепче! А теперь здоровье Его Величества Фердинанда!

Штанцлер очень медленно сжал украшенную литыми фигурками ножку. Теперь он стоял спиной к столу, держа в руке фамильный кубок, но все еще не пил. Кансилльеру и впрямь было нехорошо – губы побелели, на лбу выступила испарина. Сердце? Очень может быть…

– Я счастлив служить моему королю, – глаза Августа Штанцлера стали жесткими, – но я не мальчик. И не потерплю, чтобы меня…

Рокэ спокойно вынул из-за пояса пистолет, – синие глаза смотрели остро и холодно, мелькнувшей утром безумной ненависти в них не было. Скорее усталость.

– Вы не готовы пить за короля? – Рука маршала начала медленно подниматься. – Но, может быть, вы согласитесь выпить за королеву? За дом Раканов? За упокой души Эгмонта Окделла и Мориса Эпинэ с сыновьями? Не желаете помянуть юного Придда, чуть менее юного Феншо-Тримейна и отнюдь не юного Адгемара Кагетского вкупе с варастийцами, кагетами, бириссцами и гигантской выдрой, к тому же кормящей матерью?

– Алва, – выкрикнул Манрик, – что с вами?!

– Сядьте, Леонард! Я пытаюсь найти для кансилльера подходящий тост. Как насчет четверых, что нынче стучатся в Рассветные Сады? Не хотите пить за упокой? Выпейте за здоровье Ричарда Окделла, Август Штанцлер, то есть… «эр Август»! Или за Талигойю, великую и свободную! Считаю до четырех. Раз!..

Кто-то, кажется, Сэц-Гонт, двинул рукой. Алва выхватил второй пистолет и, не глядя, нацелил в сторону шевельнувшегося. Пролетела муха, мерно капало на пол разлитое вино.

– Два…

Иорам Ариго не хотел драться, он бежал, а его пристрелили в спину. Как зайца. И никто ничего не сказал…

– Три…

Штанцлер схватил кубок, залпом осушил и бросил на ковер. И тут Первый маршал Талига Рокэ Алва засмеялся.

1