Черная Призма - Брент Уикс

В следующее мгновение взревели три пистолета, ударив в грудь зеленого цветодея. Зеленый люксин и такая человеческая красная кровь брызнули из ран. Цветодей упал бы, если бы красный люксин не держал его у стены, пока тот горел.

– Гаси! – крикнула одна из гвардейцев. Она шагнула вперед, уже насыпая порох на полку. Видимо, как раз ее пистолет дал осечку. Она направила дуло, прицелилась и спустила курок. Через секунду она разнесла голову еще горящего цветодея.

Гвардейцы перезаряжали пистолеты. Гэвин знал, что для большинства это первый бой. Первая кровь. И все же они перезаряжали пистолеты вслепую. Такому их учили на случай чрезвычайной опасности – как правило, неплохо бы проверять пистолет, чтобы избегать осечек и двойного заряда, – но порой стоит не отрывать взгляда от поля боя, и всем им хватало присутствия духа, чтобы делать все правильно.

– Скажите генералу Данавису убрать навес, – сказал Гэвин. Навес не давал зеленым цветодеям подниматься нигде, кроме артиллерийских позиций, но в результате эти люди становились чрезвычайно уязвимы. И если гвардейцы все попали в цель, которая сейчас лежала на полу, истекая кровью и дымясь, остальные не будут так точны. Навес превращал верх стены в желтый люксиновый туннель. Это означало рикошеты. Рикошеты означали, что любой, кто промахнется по атакующему, может убить защитника. Оно того не стоило, тем более что кулеврины и гаубицы короля Гарадула прекратили обстрел, чтобы не поубивать цветодеев.

Генерал Данавис должен был понять это, поскольку прежде, чем гвардеец успел сказать, что они не могут отправить никого, навес скользнул назад. Внезапное движение сбило со стены нескольких защитников, что означало для них смерть или увечье. Но это было необходимо сделать.

А также треснул пандус, построенный для Гэвина.

Но они вмиг восстановили его и бесцеремонно толкнули Гэвина вниз. Он даже уцепиться не успел. Количество люксина, которое он извлек сегодня, оставило его без сил.

Гвардеец внизу поймал его и поставил на ноги. Стоять он мог.

– Отведите меня к воротам, – приказал Гэвин.

Гвардейцы переглянулись.

– Да чтоб вас! Потеряем ворота – потеряем стену. Потеряем стену – потеряем город.

– Этот город – не наша задача. Наша задача – ваша безопасность! – выкрикнул кто-то. Трясь-кулак. Он возник из ниоткуда. – Стоять вы можете. А бежать? – спросил он Гэвина.

– Я не буду убегать!

– Мы не удержим ворота! – крикнул Трясь-кулак. – Моих гвардейцев перебьют, и ради чего? Мы не ваша личная армия. Мы защищаем вашу жизнь, а не капризы. Вы делаете невозможным выполнение нашего долга!

Гэвин увидел свой провал. Это была его вина. Он провалился не как извлекатель – как лидер. Он никогда не говорил этим людям, за что они сражаются. Он требовал повиновения вплоть до смерти, но так и не сказал им, почему это важно.

Он в себе-то согласия не находил, так чего же удивляться, что эти люди не хотят умирать за его дело? Лучше бы соврал им.

Все, что он мог видеть между сбившимися в кучу перед ним солдатами и воротами – вспышки пламени и дым, и брызжущая на арку кровь. Гвардейцы несомненно все еще находились в передней линии – только гвардейцы могли так долго держаться против цветодеев, чье наступление видел Гэвин. Треск мушкетных выстрелов был постоянным – но медленным. Солдаты между Гэвином и ними понятия не имели, как строиться плутонгами, так что стоявшие сзади не стреляли от страха попасть в передних. Но пока никто не побежал.

Конечно, это изменится, когда они увидят, что лучшие из них отступают, бросая их. Черная Гвардия была стержнем.

С ревом досады Гэвин выхватил мушкет у ближайшего солдата и бросился к воротам. Он услышал ругань Трясь-кулака и не сомневался, что гигант следует по пятам. Он проталкивался сквозь толпу, медленно из-за своего роста, но Трясь-кулак был еще крупнее.

Гэвин бранился, орал, чтобы ему дали дорогу, когда услышал грохот столкновения. Мгновением позже от ворот пошла волна, отбросив всех на добрых пять шагов.

Гэвин резко свернул сквозь гущу солдат к стене. Вцепился в секцию, на которой стояло изваяние огромного воина, стойкого, неподвижного, если не считать дыхания – облачка пара исходили из его уст. Он коснулся нескольких секций – проклятие, надо было как-то обозначить подходящее место, – пока не нашел того, что искал. Он коснулся его – любой мог, оно активировалось от тепла человеческой ладони, – и маленькое окошко в стене стало прозрачным.

Он был прав. Грохот означал прибытие солдат регулярной армии. Сейчас десятки тысяч навалились на стену, уже цепляя лестницы и забрасывая кошки. Он не мог ждать, пока они наткнутся на его маленький сюрприз, – но все это не имело значения, если они не удержат ворот.

Глянув на солнце, Гэвин увидел, что оно коснулось горизонта. Уже скоро. Если бы они могли сделать это до того, как солнце полностью скроется, мощь извлекателей упала бы более чем вдвое. Они все равно смогут тянуть из рассеянного света, но отнюдь не так сильно. Он снова пустился бегом, расталкивая людей, прямо вдоль стены. Он услышал свист летящего ядра.

Этот визг был знаком, ужасающе знаком. Он повторялся в его кошмарах. Ты слышишь, как приближается смерть, но можешь только упасть на землю, чтобы попытаться спастись.

Удар и взрыв ядра слились в одно, разрывая барабанные перепонки и сбивая людей с ног. Удар был очень-очень громким – Гэвин упал, закрывая голову руками.

Что-то тяжелое врезалось в землю, и мир вокруг посинел.

Буммм!

Трясь-кулак откатился от Гэвина и развеял синий щит, который начертал над ними обоими. Гэвин уставился на ядро, врезавшееся в землю всего в десяти шагах. Оно не взорвалось. Оно не убило никого. Оно упало прямо между двумя рядами солдат. Один крутился на месте, тряся рукой. Его разбитый мушкет лежал под ядром, выбитый им из его руки. Оно ударило прямо там, где Гэвин был прежде, чем свернул к стене.

– Воистину, рука Оролама на тебе, дурацкий Призма, – сказал Трясь-кулак.

Гэвин был уже на ногах и протискивался сквозь бурлящие, изгибающиеся ряды перед ним. Эти люди уже разрядили мушкеты, и перезарядиться было невозможно. Некоторые примыкали штыки, вставляя рукояти клинков в дула. Остальные обнажали мечи.

Другие брались за мушкеты как за дубинки.

Над их головами из бойниц велся мушкетный обстрел, и из машикули над аркой сыпались камни размером с человеческую голову. Но не люксин. Либо извлекатели наверху давно выдохлись, или их перебили, или они так и не добрались до своих позиций.

Еще день, Оролам. Еще день, и эта стена будет непреодолима. Еще час.

Гэвин в конце концов добрался до схватки. Площадка вокруг ворот была бойней. В воздухе висела вонь магии и крови. Кровь настолько заливала землю, что бойцов забрызгивало по колено. Трупы людей и чудовищ лежали друг на друге, мешая как нападавшим, так и защитникам. Груда трупов лежала прямо под воротами, и пока люди Гарадула карабкались через завал, они становились целями для солдат армии Гэвина, которые иначе не могли бы стрелять, опасаясь попасть по своим. Гэвин увидел, как одна женщина из гвардии упала, распоров ногу о стекловидный зазубренный ножной коготь вымотанного синего цветодея. Ее мушкет взревел, и голова цветодея разлетелась в кровавом тумане. Гэвин навел мушкет на горящего красного цветодея, который пытался обнять пятившегося к стене безоружного солдата. Он не видел, что случилось. Он схватил упавшую женщину и попытался поставить ее на ноги.