Осторожно: снежный человек! - Валерий Гусев

Я погасил фонарик и вернулся в дом. Алешка крепко спал.

– Колодец проверял? - спросил он вдруг ясным голосом. - Мы его завтра зеркалами проверим. Я прибор придумал. - И отвернулся к стенке.

Алешка, забросив все другие дела и даже развлечения, полдня возился с каким-то прибором. Притащил из-за сакли длинную ржавую трубу и пытался закрепить в ее концах два зеркала. Одно - наше, а другое Арчилово.

Я пригляделся к его стараниям.

– Здорово изобрел? - гордо спросил Алешка. - Одно зеркало вот так, под углом. Другое вот эдак, под другим углом. Опускаем трубу в колодец и смотрим, что там на его дне, какие там явления. - И он гордо повторил вопрос: - Здорово изобрел?

– Здорово, - сказал я. - Перископ называется. Его сотни лет назад изобрели.

– А я и не знал, - огорчился Алешка. - Столько времени потратил, пока придумал.

Да, придумал он здорово. Но придумать - мало, нужно еще и сделать.

Я взялся ему помогать. Мы провозились до вечера, но ничего у нас не получилось - закрепить зеркала нужным образом оказалось невозможным. Мы плюнули на свой недоделанный перископ и пошли купаться.

Море застыло, как холодный суп. Солнце садилось в него багровым кругом. Вся даль затянулась каким-то густым маревом.

– Плохой ветер будет, - сказал Арчил, когда мы выбрались на берег. - Буря, да.

Он оказался прав. Вскоре вдруг стемнело, непривычно и тревожно. С моря сначала ударил ветер, такой, что наш домик вздрогнул от его неожиданной силы. А потом на берег ринулись волны. Это было красиво и страшно. Огромный темно-зеленый (почти черный) вал вырастал где-то в темноте, несся к берегу и злобно обрушивался на него. Убегал, бурля, назад, в море, а за ним вставал другой. И так без конца.

Было очень шумно. Шумел ветер, шумели волны. А больше всего шумели камни. Оттуда, где у Песчаной косы кончался пляж и начинался галечный берег, шел непрерывный жесткий рокот. Каждая очередная волна сначала несла здоровенные булыжники на берег, а возвращаясь в море, тащила их обратно. Грохотало так, будто взад-вперед зачем-то катались по берегу тяжелые танки.

Алешка прилип к окну - он был в восторге, особенно когда самая прыткая волна бросала в стекло твердые брызги. А мне было неспокойно. Все время казалось, что либо ветер сорвет с места и погонит вдоль ущелья наш легкий домик, либо его смоет крутая волна, и мы поплывем по бурному морю, покачиваясь с боку на бок.

…Шторм шумел и бушевал почти всю ночь. И стих как-то сразу. Будто оборвался.

Когда мы вышли утром на берег, то не узнали ни самого берега, ни лежащего возле него моря. Оно вроде успокоилось, но будто тяжело вздыхало после своего ночного выступления - бугрилось плоскими валами и было такое мутное, что мы даже купаться не стали. А вместо этого мы стали бродить по берегу и разглядывать на нем много нового. То, что выкинуло за ночь море. Будто оно давно копило в себе этот мусор, а потом озверело и вышвырнуло его за порог. Добрым людям на радость.

Чего тут только не было! Растекшиеся на грязном, перемешанном песке медузы. Полуживые крабы. Какие-то щепки и обрывки веревок. Мятое железное ведро. Расколотое ведро пластмассовое. Длинное весло со шлюпки. Спасательный круг - красно-белый с надписью «Пермяк». Пластиковые бутылки. Капитанская фуражка, такая грязная, что мы ее сразу и не признали, а подумали сначала, что это какой-то неизвестный нам обитатель моря.

А возле самой косы обнаружили… свой воздушный шар «имени Крякутина». Не весь, конечно, - от его оболочки не осталось ни клочка, ни буковки, зато сеть оказалась цела и невредима. Только сбилась в комок и замусорилась водорослями, щепками, кусками пенопласта.

Мы оттащили ее подальше, в укромное сухое место, расправили и распутали и растянули для просушки.

– Мы потом ее незаметно Арчилу подложим, да? - сказал Алешка. - Он и не заметит.

Надеюсь. Но хоть что-то вернем из его имущества.

Такой момент скоро настал. Арчил опять собрался в город. Мы сделали вид, что совершенно случайно нашли его зеркальце (за бочку завалилось почему-то), и Арчил внимательно осмотрел себя. Остался доволен.

– Красивый, да? - спросил он нас. - Тамара ахнет, да?

Она бы сильнее ахнула вчера, прочел я в шкодливом Алешкином взгляде.

Арчил оседлал свой мопед, как джигит вороного коня, и снова повторил свои наставления.

Мы изо всех сил покивали и пообещали весь день смирно сидеть дома.

– Я рисовать буду, - соврал Алешка.

– А я буду смотреть, как он рисует, - соврал я.

– И я буду смотреть, когда вернусь, - Арчил, один из нас троих, сказал правду.

Как только затих наверху шум и треск его железного коня, мы сбегали за сетью, аккуратно свернули ее и притащили в саклю.

– Где она лежала? - спросил я.

– Вон там, в углу, - Алешке уже было не до сетки, он уже примерялся к шашке на стене.

Я отодвинул немного в сторону бочки и уже готов был бухнуть в угол сеть, как что-то там привлекло мое внимание. В углу лежала аккуратно свернутая веревка, очень прочная - сразу видно. И в нее были ввязаны короткие толстые бруски.

– Леха, - позвал я. - Иди-ка посмотри.

– Щас, - Алешка все подпрыгивал на топчане, пытаясь достать шашку. - Ну, чего там?

Он подошел, разглядел веревку с палками и присвистнул:

– Не слабо, Дим! Это ж веревочная лестница!

Да, не слабо. И кто, интересно, по ней лазает? Арчил? И куда, скажите мне, пожалуйста? На крышу сакли? В монастырь? И тут Алешка разом ответил на мои немые вопросы.

– По ней, Дим, не вверх забираются, а вниз спускаются. - Он помолчал. - Ну а потом опять вверх лезут. Вот так фишка!

Мы переглянулись. И, как это у нас часто бывает, поняли друг друга без слов.

– Я - первый! - взвизгнул Алешка. - Младшим надо уступать! Скажешь - нет?

– Не тот случай, - возразил я.

– Тот, тот! - завопил Алешка и вцепился в лестницу. - Как на шаре летать, так ты первый! А как в колодец лезть, так я второй!

Я даже растерялся от такого его нахальства. Сам меня на тот шар посадил, можно сказать, и сам теперь упрекает. А я чуть в Турцию из-за него не улетел!

– Тогда никто не полезет! - твердо сказал я. - Я так решил - я старше.

– А я умней! - выпалил Алешка. Правда, тут же повинился: - Я пошутил, Дим. - И обрадовал: - Мы оба дураки.

– Почему это? - разом обиделся за нас обоих я.

– Мы вот спорим, а сами и не подумали - чья это лестница?

Ясно - чья. Арчилова.

Ага, тут и до меня стало доходить. Ведь он нам все время говорил, что очень хочет, но никак не может забраться в монастырь. Ну нет туда никакого пути. А сам, значит, лазает.