Маска ангела - Кирилл Казанцев

— Поганые новости, понимаю, но куда деваться. Мне руководство приказало, вот я и разбираюсь. Но ты пойми — я ж это не сам придумал, у меня документы на руках.

На стол легла тонкая синяя папка, Артемьев вытащил из нее несколько листов, положил на стол, подвинул Илье. Тот подтянул их к себе и сначала ничего не понял — сплошь таблицы, цифры, текст на английском.

— Это список транзакций за несколько дней, а это, — на столе оказались еще три листа, — разрешение на перевод денег. Это фирмы-однодневки, я проверил некоторые — все конторы реально существуют, платят налоги и даже что-то там продают или покупают, не забывая периодически снимать наличку. Схема проста и стара как мир, проверена и безотказна. Сотрудник, давший добро на перевод, получает свой процент, и все расходятся, довольные друг другом. И Макс твой не устоял. Бывает.

Артемьев с истинно людоедским сочувствием смотрел на Илью, а тот как завороженный перебирал листы и смотрел в них, ничего толком не видя. Ничего, кроме подписи Макса, его подписи — это было несомненно, — уверенной, размашистой, «министерской», как называл ее отец. И цифр, несомненно, обозначавших суммы — хорошие, с кучей нулей на хвосте, одной такой циферки простому смертному хватило бы до конца его дней. А всего цифр было несколько, небольшой, но внушительный столбик, под которым стояла знакомая фамилия.

Но, приглядевшись, Илья понял, что Артемьев, мягко говоря, не прав: подпись принадлежала Максу, но сделана была не его рукой. То ли порошок в копире в тот момент заканчивался, то ли бумага попалась не лучшего качества, но линии и буквы были тонкими и прерывистыми, точно их выводили без нажима или перерисовывали детским способом, наложив оригинал и нужный бланк на стекло. И кроме этого было кое-что еще.

— Вранье. — Илья отодвинул от себя бумаги. — Липа это, а не подпись. Это не Макс писал, а кто-то другой, советую тебе в другом месте поискать. Ошибочка вышла.

И сам едва сдержался от усмешки, видя, что попал в точку. Блефовал Артемьев, и ни черта у него не вышло, больше того, судя по его физиономии, он и сам знал, что подпись поддельная, а бумаги подсунул Илье с тем расчетом, что тот еще от горя в себя не пришел. Не знал, что у волковской породы одна особинка есть — тоска и боль инстинкты усиливают, а не глушат, и не только инстинкты, но также зрение, слух и способность соображать, что и сработало.

Артемьев собрал бумаги, пересмотрел их еще раз и сказал:

— Я сам решу, где и что мне искать. Ты мне лапшу не вешай, а то я подпись твоего брата не знаю…

Злость пропала сама собой, точно воздушный шарик в форточку улетел, стало легко и спокойно. Илья покрепче обнял свою коробку, прижал ее к животу.

— Знаешь, как же тебе не знать, тебе по должности положено. Ты на дату смотрел? — показал Илья на документы. — Если нет, то сейчас глянь. Макс, по-твоему, что: чертову кучу денег из банка вывел — на свои счета, разумеется — и в тот же день в своей машине подорвался? На радостях, так, что ли?

Артемьев перекусил сигарету, не обращая внимания на огрызок в зубах, сунулся в бумаги, глянул на дату, на Илью, снова на цифры, снова на собеседника. А тот улыбался, и ничего не мог с собой поделать, уж больно потешно выглядел главный эсбээшник, да еще и в глазах своих подчиненных. И крыть тому было нечем, дату он, может, и видел раньше, но не рассчитывал, что Илья это тоже заметит. А тот постучал пальцами по картонным бокам коробки и сказал, уже без улыбки:

— И этот Стешин, что до Макса тут рулил, тоже деньги воровал? И в ангаре от инфаркта умер, когда сумма приличная накопилась, я правильно понимаю?

Вопрос был из тех, что остаются без ответа, как вышло и в этот раз. Артемьев собеседника даже взглядом не удостоил, собрал бумаги и бросил перекушенную сигарету в пепельницу. Илья наблюдал за эсбээшником, понимая, что раунд этот продули оба: Артемьев явно знал больше, чем говорил, и теперь уж ни за что не поделится, на что можно было бы рассчитывать в случае, если бы Илья проглотил ложь с подделкой подписи. С другой стороны, ничего нового эсбээшнику выведать у Ильи не удалось, угрозы сдулись, перспектива вызова повесткой испарилась.

— Не твое дело. — Артемьев покопался в папке и подал Илье еще одну распечатку. «Выписка по счету» — гласил заголовок из мелких букв, дальше шли строки: номер, дата и сумма, и довольно крупная. И внизу, под таблицей, фамилия и инициалы: Серегин М. В. Илья ничего толком не понял, покрутил листок и положил его перед собой. Артемьев точно этого и ждал, сунул себе в зубы следующую сигарету и малость невнятно проговорил:

— Это выписка со счета твоего брата. Счет открыт пять лет назад в другом банке. Движения не было несколько лет, и вдруг деньги поступили, и — как сам видишь — за два дня до его смерти. Деньги хорошие, я его понимаю, кто ж откажется. Это его процент за подпись, за разрешение левой транзакции и снятие наличных, что-то вроде аванса, так обычно и делается. Что скажешь?

Сказать Илье было нечего, он бессмысленно смотрел в распечатку, на цифры, а те уже буквально двоились в глазах. «Не может быть», — отчаянно крутилось в голове, но это было. Это счет Макса, это деньги, и — прав Артемьев — неплохие. И зачислены незадолго до того злосчастного дня — ну все одно к одному.

Артемьев грыз сигарету, как леденец, с хрустом и наслаждением, смотрел на Илью с превосходством и чуть насмешливо, потом выдал:

— Нечего сказать, бывает. Тогда я скажу — вор твой братец, земля ему пухом. Вор. — Он повысил голос, видя, как Илья подался вперед, но не пошевелился, постукивал пальцами по столу и уже открыто насмехался.

— Вранье, — кое-как проговорил Илья, — и ты это знаешь.

Артемьев изумленно поднял брови, скривил рот и сказал:

— Докажи. Докажи, что брат не вор, или будешь деньги отдавать. Или сядешь за долги, вернее, вдова Макса, когда все продаст.

Тут вся злость куда-то подевалась, чувства разом притупились, точно перед потерей сознания, Илья никак не мог поверить, что это происходит в реальности, и происходит именно с ним. Артемьев врет, как дышит, это понятно, и всерьез намерен свалить все на Макса в полном смысле, как на мертвого. Брату уже все равно, а вот живым еще не все безразлично, в том числе и память о близком человеке. Вор, значит…. Ну, хорошо.

— Это ты докажи, что Макс деньги брал, — кое-как выдал Илья.

— А машину он на что купил? — парировал Артемьев. К разговору он отлично подготовился, и козыри летели у него изо всех рукавов, и влегкую крыли «шестерки» оппонента.

— Не твое дело, — отозвался Илья, понимая, что выглядит полным идиотом, — не твое собачье дело.

— Ошибаешься, — прикурил наконец сигарету Артемьев, — теперь мое.

Вот и все, собственно, у каждой стороны своя правда, разговор зашел в тупик, у эсбээшника на руках все аргументы, а у Ильи, кроме слов и эмоций, — ничего. Чувство такое, что вышел на танк с голыми руками и как-то надо эту махину остановить, но нечем, если только самому под гусеницы кидаться. И тут, повинуясь разом охватившему его порыву злости, отчаяния и бессилия, Илья сказал вполголоса, так тихо, что вряд ли кто-то у двери его бы расслышал, но никого, кроме Артемьева. эти слова не касались: