Властелины моря - Джон Хейл

Но еще до того Ксеркс рассчитывал сломить своего ничтожного противника двумя и впрямь потрясающими шагами. Первый должен был позволить персидской армии войти в Европу. Его инженеры перекинули через Геллеспонт понтонные мосты, соединив таким образом Европу и Азию при помощи огромных тросов из папируса и травы альфа. Здесь отшвартуются более шестисот галер с материалами для дорожного покрытия на борту. Второе чудо даст триерам Ксеркса возможность пройти посуху, как по морю. Почти три года под руководством другой группы инженеров целая армия землекопов прокладывала ров через полуостров к горе Афон. Попав этим рвом в греческие воды, персидская армада минует опасный мыс, где штормовые ветры уже разметали однажды флот Дария.

Уже одними этими сверхчеловеческими подвигами Ксеркс рассчитывал подавить дух противника и, став на зимние квартиры, отправил в Грецию гонцов с требованием земли и воды. Этот символический жест показал бы, что народ уступает свою территорию царю. Когда несколько месяцев спустя посланные вернулись, стало ясно: война нервов вполне стоила усилий и денежных затрат. Капитулировали все города, расположенные к северу от Фермопил; покориться отказалось лишь несколько – в центральной и южной Греции. Невзирая ни на что, они готовы, вместе со Спартой и Афинами, к борьбе за свободу.

Когда армия Ксеркса вторглась в Малую Азию, греки наконец осознали необходимость совместных действий. Спартанцы, эти традиционные лидеры и вершители дел в Элладе, созвали на Истме совет. Своих представителей прислали все города, решившие оказать Ксерксу сопротивление. Совет заседал в сосновой роще, близ святилища Посейдона, бога морей и покровителя коневодства. Дело было осенью, когда персидский Царь царей уже расположился в Сардах, а прокладка рва и строительство понтонных мостов приближались к концу. Совет решил послать на другой берег Эгейского моря трех лазутчиков для уточнения подлинной численности вражеской армии. Неожиданно предприятие оказалось делом смертельно опасным. В персидском лагере шпионов опознали, подвергли пытке и приговорили к смерти. Однако же Ксеркс лично распорядился их помиловать. Ему было даже на руку, что греки получат о его мощи самые свежие, из первоисточника, сведения. Лазутчиков освободили, провели по всему лагерю и отправили назад в Истм. Отчет их произвел дома шок.

Прикидывая общую численность вражеского войска, греки пришли к цифрам, которые не укладывались в сознании. В конце концов они решили, что Ксеркс привел с собой от одного до трех миллионов воинов, а флот его состоит из более чем тысячи двухсот триер. Правда, суда эти не его, персы – народ не морской. Царь царей обложил данью те страны своей империи, которые знают море не понаслышке, – Финикию, Египет, Сирию, Кипр, Киликию, Карию, ну и вдобавок покорившиеся ему греческие города. Во главе армады были поставлены четыре перса высшего ранга – родичи царя, но отдельными подразделениями флота командовали представители местной знати. Среди них была Артемисия, царица греческого города Галикарнаса в Малой Азии, – единственная женщина-воительница, бросившая вызов тысячам мужчин, которых привел в Грецию Ксеркс.

Может быть, общее число персидских триер греки и преувеличили, но подавляющее количественное преимущество противника на море было очевидным, не говоря уже о материальных ресурсах, инженерном обеспечении, осадных орудиях и едином командовании. И не важно, измерялись ли силы Ксеркса миллионами или сотнями тысяч, он в любом случае выказал грекам уважение, обрушивая на них объединенную мощь армии и флота, какой еще свет не видывал.

Выслушав доклад лазутчиков, совет решил, что к войне с персами необходимо привлечь новых союзников. В Сицилию было отправлено посольство с задачей заручиться поддержкой Гелона, могучего тирана Сиракуз. Будучи изначально коринфской колонией, Сиракузы давно уже превратились в один из самых богатых и сильных городов Греции. Фемистокл озаботился тем, чтобы в этой почетной миссии афинского посланника сопровождали спартанцы. В ходе переговоров в Сиракузах посланник предложил, чтобы его город возглавил сопротивление на море, а сухопутными операциями будут руководить спартанцы. С ними это было согласовано заранее и вполне их устраивало. У Спарты имелось в распоряжении менее дюжины боевых судов, к тому же, имея за спиной, в сельской местности, враждебные массы илотов, власти с величайшей неохотой снаряжали заморские военные экспедиции. Увы, дипломатическая миссия в Сиракузы успеха не принесла. У западных греков и своих забот было по горло. Вдохновленные примером Ксеркса, финикийские колонисты в Карфагене готовились напасть на греческие города в Сицилии.

Столь же неудачно закончились и иные попытки в том же роде. В конце концов лишь тридцать из сотен греческих городов-государств и островов, разбросанных по всему Средиземноморью, присоединились к союзу против персов, и, учитывая соотношение сил, удивляться следует не тому, что их оказалось так мало, а другому – странно, что вообще нашлись охотники. Так что же все-таки заставило афинян, спартанцев и некоторых других поднять оружие?

Отчасти – чисто греческий дух независимости, страстная, до фанатизма, жажда свободы. На этой суровой, каменистой почве выросла раса сильных, самодостаточных людей. Ревниво защищая свои свободы, греческие города выказывали то же упорство, что и отдельные граждане. Веками этот дух питал их внутреннюю разобщенность. А теперь он же помог им объединиться перед лицом общего врага.

Далее, имелись некоторые рациональные, стратегического свойства, соображения, которые превращали сопротивление в нечто большее, чем в пустую надежду. Фемистокл видел это яснее других. В Истм послали своих представителей все города-государства. Более того, создавшееся положение – жизнь или смерть – понудило власти предоставить этим делегатам такие полномочия, о каких в мирное время и речи быть не могло. С другой стороны, участие Фемистокла в этой встрече резко увеличило его влияние. У себя дома, в Афинах, он был всего лишь одним из десяти избираемых на год стратегов, на которого что ни день (как, впрочем, и на всех остальных афинских деятелей) нападают сограждане. А в Истме он внезапно сделался голосом Афин. Номинально главными на заседаниях совета были спартанцы, но даже и они вскоре признали его ведущую роль в выработке общей стратегии.

Фемистокл считал, что самое уязвимое место Ксеркса – флот. С виду могучая, невиданных размеров армада, а на самом деле – колосс на глиняных ногах. Если сухопутные силы, состоявшие из конницы, копьеносцев, лучников – уроженцев Персии и Медии, действительно составляли собой сердцевину армии персов, то военный флот находился в основном в руках вассалов. Под началом четырех военачальников царских кровей пребывала причудливая мешанина, состоящая из людей разных национальностей, говорящих на разных языках, следующих разным морским традициям (или не имеющих таковых). Вряд ли подобная рать способна на умелые действия. Да и безусловная ее преданность Ксерксу была под вопросом. Учитывая все это, Фемистокл и пришел к выводу, что грекам, поставив во главу угла не благородный героизм, но трезвый и тонкий расчет – в общем, мету , следует нанести удар по слабейшему звену в цепи противника.

В Истме хитроумный Фемистокл разворачивал действия по двум направлениям одновременно. За откровенными, у всех на глазах, усилиями по выработке победной стратегии мелькала другая цель – сокровенная: утвердить позиции Афин как равноправного со Спартой лидера греческого мира. Тут на стороне Фемистокла была, помимо всего прочего, медлительность спартанцев, что в мыслях, что в действиях. Это открывало более подвижным людям, будь то друзья или враги, массу благоприятных возможностей. Фемистокл начал с предложения союзникам забыть внутренние разногласия, в том числе и многолетнюю свару своих родных Афин с Эгиной. Образ Афин – города-миротворца и объединителя произвел на собравшихся весьма благоприятное впечатление. Теперь Фемистокл мог начинать свою необъявленную кампанию.