Убей меня нежно - Наталья Александрова

Физиономия действительно была так себе Надежда умылась,разгребла волосы расческой, припудрила нос Ну что делать, лучше уже не станет.Она заглянула в комнату.

Он возился на диване с котом, и Бейсик позволял ему все, чтопозволял только Алене, и то, когда был маленьким котенком.

Увидев Надежду, Сан Саныч привстал и поманил ее к себе.

— Я кофе сварю, — крикнула она уже из кухни.

— Мне вставать?

— Лежи, я принесу.

С дивана доносилось непонятно чье урчание, они были явнодовольны обществом друг друга. Он принял из ее рук кофе, посмотрел как-тостранно, потом сказал, глядя в чашку:

— Знаешь, мне никто никогда кофе в постель не приносил.

«Сейчас выпьет кофе, извинится и уйдет, — думалаНадежда. — Издалека начинает».

Она сама не знала, чего ей больше хочется: чтобы он ушел иличтобы остался еще ненадолго. Однако он почему-то не ушел даже после завтрака, ивсю субботу они были заняты друг другом. Надежда выбросила из головы все мыслио расследовании, что-то готовила на кухне, смеясь и напевая, кормила его чутьли не насильно четыре раза в день, и они даже в магазин ходили вместе, какпенсионеры. Однако на следующее утро натура взяла свое. Заметив, что она задумчиворассматривает пейзаж за окном, он сказал:

— Вижу, ты что-то надумала, давай рассказывай.

— Знаешь, давай съездим посмотрим на тот дом, гдеМарину нашли.

— Ты думаешь, это что-то даст?

— Ну давай попробуем, погода сегодня неплохая.

— Я точного адреса не знаю, это где-то у Сенной,Апраксин переулок.

— Поедем, поищем на месте.

Они поехали на метро, потом долго блуждали переулками,наконец отыскали заброшенный дом за забором. Они обошли вокруг, забор былсплошной. Надежда приуныла.

— Ну и что теперь?

— Послушай, — он был очень взволнован, —послушай, это же наше общежитие, нашего института, где я учился, ну, Физмеханашего. Я сто лет тут не был, думал, что давно его снесли. Там еще тогда крышатекла и все трубы проржавели, а на кухне крысы бегали величиной с собаку.Девчонки ночью даже в туалет боялись ходить.

— И что же из этого следует?

— Да понимаешь, вон видишь дом с левой стороны вплотнуюк этому? Там чердак сплошной на все парадные, а потом окошко слуховое, два шагавсего по крыше, и можно в общежитие перелезть, тоже на чердак.

Мы раньше, бывало, засидимся поздно и, чтобы девчонок неподводить — после двенадцати ведь комендант ругается, — через этот ходвсегда выходили. А приятель мой, Пашка Соколов, девчонка у него была изВоронежа, тоже, кстати, Надей звали, так он и жил тут. Перед двенадцатью, когдаобход, он вылезал на крышу, а потом обратно залезал. Год целый так мучился,представь себе, в любую погоду ведь надо было на крышу лезть. Однажды зимойчуть не свалился спросонья. У него родители на женитьбу не соглашались, так ониз дому ушел. Потом уж, когда они ребенка ждали, согласились родители, комнатуим снимали. Так у него прямо условный рефлекс был первое время: в двенадцатьчасов просыпается и идет куда-то. Жена его веревкой к кровати привязывала. Онии сейчас вместе живут, я тебя как-нибудь познакомлю.

И знаешь, что интересно? Комендант ведь знал про это и чтотолько не делал: и замки, и решетки на дверь, а только все это держалосьодин-два дня, не больше. Так он потом рукой махнул.

— И долго так продолжалось?

— Да все время, пока тут студенты жили.

Надежда заметила старушку, которая брела в наступающихсумерках, глядя себе под ноги.

— Скажите, пожалуйста, этот дом давно на капремонте?

— Этот? Да, почитай, шестой год уже.

Да какой капремонт! Стоит дом пустой, там одно хулиганство.Вот девушку недавно убили.

Они повернули домой.

— Значит, завтра, Саша, сходи, пожалуйста, в отделподготовки кадров, придумай что-нибудь и попроси списки людей за последниедесять лет, кто в вашем Физмехе учился. Ты начальник, тебе скорее дадут.

Юру Кравченко уже сейчас можем исключить, он мореходкукончал.

Надежда воспрянула духом. Во-первых, появился хоть какой-толучик света, а во-вторых, она была довольна, что симпатичный воспитанный ЮраКравченко оказался ни при чем.

— Но уж теперь точно: если один из этих троих в Физмехеучился, значит, это и есть тот, кого мы ищем.

Они расстались в метро. Бейсик встретил Надежду в прихожейвопрошающим мявом.

— Все, Бейсик, опять мы с тобой одни, А ты, я вижу, нерад? Тебе Сан Саныч понравился? Ну, не горюй, я думаю, мы с тобой еще не раз сним встретимся.

Зазвонил телефон. Сан Саныч сказал, что все в порядке, всеего домашние ушли в гости, а в пятницу, оказывается, опять пришла повестка кследователю. Явка в понедельник. Затем он поинтересовался, как у нее дела, какбудто они расстались не всего час назад. Надежда было удивилась, а потомсообразила, что за многолетнюю и, надо думать, благополучную семейную жизнь, онтак привык заботиться о своих близких, что двух лет одиночества былонедостаточно, чтобы отучить его от этой привычки.

— Все хорошо, только Бейсик по тебе скучает.

— А ты?

— Ну, я тоже немножко.

— А я — очень сильно.

«Врет, конечно, — подумала Надежда, — но все равноприятно».

В понедельник с утра в институте появился опер — знакомыйПоляковой. Он ходил по коридорам, что-то высматривал, расспрашивал народ опустяках и вообще вел себя довольно странно. В ответ на поляковские заигрыванияс целью получения информации, он был нем и глух, и общество решило, что ему, повыражению Пелагеи Никитичны, «начальство сильно хвост накрутило». ОднакоНадежде показалось, что молодой человек ходит по институту с какой-то целью. Идействительно, Сан Саныч, вернувшись от следователя, рассказал ей, что грознаядама, которая в этот раз была в форме, поэтому зеленых серег не полагалось,разговаривала с ним уже помягче, больше не заостряла внимания на его отношенияхс Мариной, а расспрашивала его о Марининых знакомствах, о сотрудниках, скоторыми она общалась. В этом Сан Саныч ей помочь никак не мог.

— Хотел я ее к тебе переадресовать, похоже, что они тамтоже решили Марининого хахаля искать.

— Ой, что ты, меня уж не впутывай, пусть они там самиразбираются.

— Да что они там найдут, они же не догадаютсяувольнительные использовать для поисков. Это только тебе в голову пришло.

— Потому что я тут двадцать лет работаю и всю нашусистему знаю изнутри, а постороннему человеку ни за что не догадаться.