Вверх тормашками - Сьюзен Андерсон

— Почему вы непременно должны поворачивать все в неприличную сторону?

— Неужто я это делаю? — спросил Куп.

— Вы прекрасно знаете, что делаете. И как вам удается меня провоцировать? — Вероника понимала, что, вероятно, поступает не самым умным образом, говоря ему все это. Сейчас он изучал ее с тем откровенным сексуальным интересом, который так ее обескураживал, и единственное, на что ее хватало сейчас, — это не ерзать в кресле. Она подняла подбородок и поспешила сменить тему. — Мне нужен ключ от «Тонка».

Вероника пожалела о своих словах, не успели они сорваться у нее с языка. Проклятие! «Ты знаешь, что совсем не обязательно обо всем извещать этого человека». Разумные инвестиции делает тот, как сейчас заметила бы Марисса, кто вкладывает понемногу. Но теперь было уже поздно.

— Хорошо, — кивнул Куп. — Я сделаю сегодня еще один ключ, когда буду в городе.

— Он мне понадобится раньше, — сказала Вероника. — К одиннадцати. — Это звучало невежливо.

Куп лениво выпрямился в кресле.

— Почему к одиннадцати? Что такого знаменательного произойдет в одиннадцать?

У нее не было никаких серьезных причин скрывать это. К тому же как управляющий он имел полное право быть в курсе дела. И все же каким-то непостижимым образом Вероника уклонилась от прямого ответа.

— Мне нужен ключ, — сказала она. — Хорошо?

Ее передернуло, так как у нее это прозвучало в гораздо более оборонительном тоне, нежели того заслуживала ситуация. Вероника условно называла это «фоссилским автоматизмом», рассматривая его как непроизвольную физиологическую реакцию, такую, как, например, коленный рефлекс. Это слишком сильно напоминало ей о прошлом — о том, что она преодолела в себе чрезвычайно тяжелым трудом. Но прежняя привычка, казалось, всякий раз снова поднимала свою уродливую голову, как только рядом появлялся Купер Блэксток.

Вероника всегда стремилась вырваться за пределы Фоссила, жаждая найти применение своим способностям. Ей всегда, сколько она себя помнила, нравились красивые вещи, а также доставляло удовольствие создавать их своими руками. Но ее любимый папа безжалостно насмехался над ее мечтами, на что она реагировала чаще раздражением, ибо никогда не умела искусно скрывать свои чувства.

Эти воспоминания заставили ее поморщиться. Но будь она проклята, если позволит себе впасть в ошибки прошлого. Вероника открыла было рот, чтобы извиниться (чем она, похоже, только и занималась все утро) и сказать, зачем ей нужен ключ к одиннадцати часам. Но прежде чем прозвучало очередное «извините», Куп с резким скрежетом отодвинул свое кресло и встал.

Сейчас он занимал даже больше места, чем сидя за столом. Или, может быть, его осязаемое недовольство создавало это ложное впечатление, поглощая весь кислород и скрадывая пространство вокруг них. Лениво-насмешливое выражение, которое он демонстрировал минуту назад, исчезло, и Веронике пришлось выдержать его суровый взгляд, установившийся на уровне ее глаз. Держа руки на бедрах, Куп отрывисто кивнул:

— Прекрасно. Вы получите свой несчастный ключ к одиннадцати. Но я должен сказать вам одну вещь, Принцесса. Я удивляюсь, как вам до сих пор еще не свернули эту вашу лилейно-белую шейку.

Напоследок он сердито сверкнул глазами, повернулся на каблуках и зашагал из комнаты.

В десять тридцать Куп забросил домой новый ключ и снова вышел, не обмолвившись ни словом с маленькой мисс Вероникой. Садясь обратно в автомобиль, он поклялся себе, что не станет обращать на нее внимания. Пусть делает, что ей хочется. Он близко не подойдет к «Гонку». Но без пяти минут одиннадцать он даже не заметил, что уже выезжает на улицу. Зачем он тратил на это свое свободное время, когда у него были более насущные дела? Шепча ругательства, тем не менее он сделал петлю на асфальте и припарковался неподалеку от бара. Оттуда, точно частный сыщик из недорогой короткометражки старых времен, Куп держал в поле зрения парадную дверь.

«Что в ней такого, в этой женщине?» — размышлял он, хмуро всматриваясь в квартал. Помимо нежной, как у младенца, кожи, Вероника, с ее своеобразной чопорностью и надменностью, пожалуй, была довольно привлекательна, хотя и далека от пышной красоты. Не полногрудая, с роскошным задом, что он всегда предпочитал, а скорее изящная — так почему она словно въелась ему в кожу?

Готовый зарычать, он потянулся к замку зажигания повернуть ключ, чтобы вернуться обратно. Клещй тоже пробуравливают свои ходы под кожей у человека. Нужно просто выбросить из своей жизни Веронику Дэвис, как он вырвал бы из кожи любого паразита, — одним быстрым, ловким движением. К черту все это! Пора убираться отсюда. Ему своих дел хватает.

Куп включил сцепление и оглянулся через плечо, перед тем как развернуться. Он был вынужден подождать, пока по встречной полосе проедет большой автофургон, чтобы затем пристроиться к нему в хвост. Но фургон сбавил скорость и остановился у тротуара как раз перед «Тонком». Куп откинулся на сиденье. Он едва успел прочитать на задней дверце название фирмы — «Каскад-Эйр», когда из бара вышла Вероника. Она торопливо затворила за собой дверь и, лавируя в редком потоке машин, направилась к водителю фургона.

Солнце заслонили грозовые тучи, когда она с необычайной живостью заговорила с атлетического вида человеком в синем комбинезоне. Мужчина улыбнулся ей и подошел ближе. По мнению Купа, гораздо ближе, нежели в этом была необходимость для работника фирмы по обслуживанию систем очистки воздуха. Через минуту Вероника уже вела его в «Тонк».

Что это значит?

Куп вылез из машины и зашагал за ними с намерением выяснить, что она собирается делать. Вентиляция в баре работала исправно. Тогда кто этот парень? Старая пассия школьных времен? Нашли подходящее место для совокупления среди бела дня! Ничего не скажешь — семейный бизнес используется по назначению.

«А если и так, — сказал себе Куп, — какое твое собачье дело, Блэксток? Это ее бар». Он постоял какое-то время у «Тонка», держась за ручку двери. Потом рывком распахнул ее настежь и ступил внутрь. Он действует в интересах Лиззи. Черт возьми, это ее бар!

Пока глаза приспосабливались к полутьме, Куп думал о маленькой девочке. Он не ожидал, что встреча с ней так растопит его сердце. Достаточно было увидеть ее большие серьезные глаза, чтобы вновь испытать те же чувства, как когда-то в отношении ее отца. Ему никогда не удавалось дистанцироваться от Эдди, несмотря на все попытки, поэтому он знал — то же самое ожидает его и с Лиззи.

Куп полагал, что ему будет несложно наблюдать за своей племянницей со стороны. Его решение не рассекречивать себя было продиктовано двумя соображениями. Во-первых, девочка могла его узнать, если Эдди когда-нибудь рассказывал ей о нем или показывал его фотографии. Кроме того, его инкогнито избавляло Лиззи от необходимости общаться с родственником, который до сих пор фактически был для нее посторонним человеком. И без того в ее жизни было достаточно много бесполезного.

Его ожидания, что он сможет оставаться в стороне, сейчас, задним числом, выглядели наивными. Но раньше он действительно считал это плевым делом, даже после того как оказалось, что Вероника с девочкой будут жить с ним под одной крышей.