Ведьмин Дом, или Тихие игры в помещении - Виталий Каплан

Вообще-то этой дорогой давно уже не пользовались, она постепенно начинала зарастать земляникой и какой-то высокой цепкой травой. Местами она доходила Серёге до колена. Её упругие стебли хватались за ноги, словно пытаясь остановить его. Сейчас-то ладно, а вот что будет ночью? Не сбиться бы с пути. Фонарь, конечно, ему дадут, да много ли от него проку?

Шли молча. Разговаривать было не о чем, да и не хотелось. Хотелось просто глядеть по сторонам. Солнце стояло ещё довольно высоко над горизонтом, заливало лес острыми лучами, но его свет никого уже не мог обмануть. Наступал вечер. Тише кричали птицы, громче трещали под ногами ветки, и как-то суровее, строже казалась цепочка сизых облаков у горизонта.

– А ночью, наверное, дождь будет, – словно про себя, ни к кому не обращаясь, протянул Лёха.

Санька немедленно повернул к нему голову.

– Это ты к чему клонишь?

– А к тому, чтобы он оделся потеплее. Плащ чтобы взял или куртку.

– Ещё чего, – окрысился Санька. – Так мы не договаривались. В тёплой одежде что угодно можно спрятать. Например, свечной огарок. Вдруг он его уже раздобыл, а? – Санька внимательно посмотрел на Лёху. – Так что обойдёмся без нежностей. Потопает в трусах и майке, не развалится. Между прочим, если он после отбоя в куртке по территории шляться будет, а его взрослые поймают – вот тогда большой шухер начнётся. Решат, что на речку намылился, купаться. А если его так заловят, в майке – скажет, будто в сортир побёг. Будто в корпусе толчок засорился, и бабка Райка туалет на ключ закрыла.

Серёга не вмешивался в Санькины разглагольствования. Он понимал, что тот прав. Особенно насчёт сортира. Такие случаи уже бывали. И с толчком, и с бабкой. Если что, сойдёт за правду.

– Ты сдурел, Санька! Его же комары заедят, – не сдавался Лёха.

– Не боись, выживет.

– Вправду заедят. Я даже книжку такую читал, про войну. Там фашисты поймали нашего партизана, раздели догола и на ночь к ёлке привязали. Утром смотрят – а он уже мёртвый. Всю кровь из него комары высосали.

– Не дрыгайся, Маслёнок, мы же не фашисты, – улыбнулся Санька. – Мы его «Тайгой» намажем. И вообще, Маслёнок, что-то не нравишься ты мне сегодня. Кажись, кашки-борзянки обожрался? Смотри…

Серёга молчал. Конечно, когда речь зашла о комарах, ему ужасно захотелось сказать Саньке пару ласковых. Но тогда получилось бы, что он плачется. Саньке именно того и надо. А интересно Санька говорит о нём, о Серёге. Не как о живом говорит. Мы его… Мы ему… Будто рядом никакого Серёги и нет. Будто они обсуждают, как покойника хоронить. Ладно-ладно, пускай развлекается.

Спустя несколько минут Санька остановился.

– Ну вот, можно сказать, пришли. Теперь от этого места налево, поперёк дороги – и к самому Дому выйдем. Не заблудишься, Серый? Видишь, сосна поваленная лежит – от неё и сворачивай.

– Как-нибудь и без сопливых разберусь, – бросил ему Серёга.

– Болтай-болтай, – не смутился Санька. – Сопли тебя ещё ждут. Так что заранее готовься.

На это и отвечать не стоило.

…И вот, наконец, они пришли. Огромные древние сосны чуть расступились, лес сделался пореже. И появился Дом. Огромный, как показалось им с первого взгляда. Чёрный, глухой, словно сказочный замок. Но подойдя ближе, ребята увидели, что не такой уж он и большой. Хотя и избушкой-развалюшкой его не назовёшь.

Толстые брёвна сгнили и обросли седым лишайником. В красноватом кирпичном фундаменте, треснутом, раскрошившемся, зияли чёрные квадратные дыры. Крыша была ободрана, а ставня чердачного окна косо висела на единственной петле.

Дверь, едва приоткрытая, казалась слишком тяжёлой. Когда-то её оковали стальными полосами, теперь они покрылись толстым слоем ржавчины. К двери вело крыльцо. Вернее, то, что от него осталось – доски все прогнили. Наверное, стоит упереться в них ногой – и крыльцо с жалобным писком развалится.

Окна оказались большими, в некоторых ещё блестели осколки стёкол, а другие кто-то уже успел полностью выбить.

Раздолбанная печная труба тянулась к небу сморщенным указательным пальцем.

Вот так. Вот он какой, Ведьмин Дом.

– Ну, ребята, теперь главное действовать быстро, – шепнул Санька. – Не дрейфить, – произнёс он ещё тише. Все как-то сразу поняли, что тут нельзя говорить громко.

– Маслёнок, давай сюда свечку и коробок! – и размахнувшись, Санька швырнул их один за другим в ближайшее окно. Коробок не долетел, шлепнулся в траву у крыльца. Санька выразительно взглянул на Лёху, тот сбегал и принёс. Со второй попытки Санька всё-таки попал.

Серёге всё это не понравилось. Ну почему Лёха по одному Санькиному взгляду торопится услужить? Ведь ему самому противно, а побежал за коробком. Сам-то Санька то ли поленился, а то ли и ему страшновато было подойти к дому поближе. Вот и гоняет покорного Маслёнка.

Санька повернулся к ребятам. Все молча смотрели на него, ожидая приказа. И Серёга вдруг понял, что они рады. Рады, что есть этот Санька, без которого было бы непонятно, что им делать дальше. Они согласны терпеть его пакости, его командирские замашки. Потому что он лучше их всё знает, и если ему подчиниться – не пропадёшь.

– Теперь давайте книгу, – еле слышно проговорил Санька. Губы у него, похоже, тряслись. Он осторожно взял из Серёгиных рук «Детей капитана Гранта» и, чуть помедлив, кинул в чёрный, оскалившийся острым клыком-осколком провал окна.

В доме что-то ухнуло, покатилось. Санька замер на одной ноге, прислушиваясь, а потом взглянул на ребят бешеными жёлтыми глазами:

– Ведьма!!! – отчаянно крикнул он, отпрыгивая в сторону. – Я её слышал! Бежим! Все врассыпную! Встречаемся в лагере! – последние слова он уже проорал на бегу.

Словно натянутая пружина сорвалась – ребята кинулись в разные стороны. Ужас застилал им глаза, не разбирая дороги, они мчались по лесу, натыкались на деревья, падали и тут же поднимались, не видя ничего, кроме серо-зелёного марева и жёлтых, облитых ужасом Санькиных глаз.

Ветки лупили их по лицам, по рукам и ногам, но этого никто не замечал – в ушах всё звучал пронзительный Санькин крик.

Серёга, как и все, летел по лесу, не помня себя. Мозг отключился, решение принимали ноги. Падения, ушибы – до таких мелочей ему и дела не было.

Мысли начали возвращаться в голову лишь на краю леса, когда вдали уже показался серый лагерный забор. Тогда он остановился, оглядел себя и хмыкнул. Разорванная рубашка, измазанные в глине шорты, исцарапанные коленки, на левом локте вздулась багровая ссадина.

Сердце колотилось в груди, словно кто-то дёргал его за верёвочку. Потом он немного успокоился.

В самом деле, чего это они все так драпанули? Что там, в лесу, было? Кажется, что-то кричал Санька. Он, вроде бы, и первым дал дёру, Но чего он крикнул, что их напугало, Серёга вспомнить не мог.

Он осторожно пролез под забором и, стараясь никому не попасться на глаза, направился к корпусу. Точнее, он крался зарослями боярышника. Заросли тянулись вдоль изогнутой бетонной дорожки. По обеим её сторонам торчали огромные белые стенды с картинками и изречениями. Их было множество – «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья», «Пионеры всей страны делу Ленина верны», «Октябрята молодцы, Красной Армии бойцы», «Наш закон всегда таков – больше дела, меньше слов» – и так далее.