Умри или исчезни! - Андрей Дашков

За минувшие полсекунды еще никто не успел переварить тот факт, что его рука уже не была пустой. Он не знал, снят ли пистолет с предохранителя, но это знало существо, приходящее с той сторона. Оно же, слившись с ним теснее, чем любовница, нажало на его палец, а палец – на спусковой крючок.

Невероятно, но Максу показалось, что он видит, как пуля ввинчивается в воздух, увлекая за собой расширяющуюся спираль пара. Пистолет отрывисто рявкнул, содрогнувшись в руке; сильную отдачу принял на себя двойник Максима.

Ужасная кровавая дыра возникла на месте левого глаза его врага. При выходе из головы пуля снесла треть черепа и затерялась в темном пространстве улицы… Макс перевел руку вправо. Еще одна пушка стала появляться на свет. Ее вытаскивал из плечевой кобуры парень в черной кожаной куртке, стоявший в четырех шагах от Макса. Да, это были профессионалы. Им понадобились всего лишь мгновения, чтобы опомниться, а внешне они вообще не выдали того, что столкнулись с чем-то неожиданным.

«Беретта» дважды громыхнул в гулком ущелье улицы, выталкивая из себя кусочки свинца. «Макарову» так и не удалось побывать в деле. Его похоронил под собой упавший человек. Пистолету была суждена неуютная мокрая могила, наполненная остывающей кровью…

Кастет со свистом рассекал воздух, и Макс предпочел встретить его щекой, а не затылком. Совсем избежать встречи было уже невозможно. Сильный удар отбросил его на скорчившуюся девушку, но мышцы работали бесконтрольно, снова и снова нажимая на спуск… Парень с кастетом получил пулю в корпус, которая раздробила его ключицу на множество мелких осколков, не подлежащих локализации.

…Уже лежа на тротуаре, под бешено завертевшимся фонарем. Макс смотрел снизу на отшатнувшиеся от него фигуры. Итальянская пушка перемещалась с одной на другую, пока они не растворились в темноте. Где-то рядом сдавленно всхлипывала Ирина. «Да, девочка, подпортили твою красоту», – равнодушно и цинично подумал Максим, прежде чем все поплыло у него перед глазами. К счастью, это длилось недолго.

Его голова раскалывалась от боли, которую пришлось превозмочь. Он встал и поднял Ирину на ноги. Потом аккуратно отнял от ее лица ее же окровавленную ладонь.

Узкая рана протянулась от виска до скулы. Сейчас, при тусклом ночном освещении, порез выглядел не так плохо, как будет выглядеть шрам… Он ощутил прилив жалости к девушке, но жалость была плохим советчиком.

Отдавая себе отчет в том, что звуки выстрелов – это совсем не то, что женский крик. Макс почти насильно потащил Ирку за собой, выхватив у нее из руки сумочку. «Беретта», в магазине которого осталось десять патронов, сильно оттягивал карман его пальто.

Им повезло, и они не нарвались на милицейский патруль. За минуту до того, как машина с мигалкой свернула на улицу с тремя трупами, лежавшими под фонарем, Максим посадил девушку в такси, убедив ее прикрыть рану волосами и постараться выглядеть как можно более беззаботно. Беззаботно, черт подери!

К тому времени он и сам начал забывать, что означает это слово. Былая скука казалась навеки утраченной благодатью. Необходимым условием комфорта. Чего ему, глупому, не хватало – хорошей встряски? Он ее получил.

Ирина назвала таксисту свой адрес. При этом ее голос уже почти не дрожал. Макс держал на коленях ее сумочку. Не надо было напрягаться – все решилось само собой. Тетрадь и дискеты попали в его руки.

Как утверждают яицеголовые: человеческий глаз настолько чувствителен, что способен зарегистрировать один-единственный квант света. Это означает, что большинство зрячих, пока их глаза открыты, не имеют понятия об абсолютной темноте.

Бархатная чернота, окружавшая Сашу Киреева, была такой же плотной, как мрак внутри замурованной подземной гробницы. Он сидел у окна, вдыхая сырой воздух наступившей ночи. В соседней комнате спали его родители. Сотни существ неумело вдыхали прану тут же, неподалеку, разложенные в ячейках квартир и на полочках этажей. Некоторые из них были неподвижны, другие спаривались, искажая пространство своими содроганиями и глупо расходуя драгоценную энергию. В это время они были наиболее уязвимы. Саше даже страшно было подумать о том, что могут сделать с ними слуги герцога…

Он на ощупь нашел свою кровать и улегся на ней лицом кверху. Несколько толстых железобетонных плит отделяли его от неба, но это не мешало ему ощутить влияние звезд.

Постепенно его дыхание стало глубоким и ровным Он спал. Для него сон мало отличался от так называемой «реальности». Откуда-то из темноты упало перышко, прилипло к его губам и больше не шевелилось – до момента пробуждения…

* * *

Старый, привычный сон, через который Саша обычно входил во вселенную сновидений. Это был его сон, разделенный, вероятно, только с несколькими глубоководными рыбами, но и те никогда не попадали дальше первого перекрестка, поэтому вход можно было считать принадлежавшим ему одному.

Холод и вялость, тишина и случайные твари, раздавленные незримым ужасом… Надо было преодолеть толстый слой апатии, чтобы не остаться здесь навсегда.

Хотя именно этот участок был совершенно безопасным. Охотники сюда не проникали, предпочитая более густонаселенные области. Однако Саша ощутил, что сон изменился. Ему стало страшно. Сновидение оказалось каким-то липким и удерживало его гораздо сильнее, чем раньше. Он поискал, но не нашел причину искажения. Ткань кошмара стала более плотной; кто-то издалека и очень медленно изменял свойства здешнего пространства, еще ничем не выдавая своего присутствия.

Перекресток отодвинулся во времени, и Саша почувствовал черный ветер противодействия.

Ветер пронизывал его, нагоняя морок и замораживая душу. Хорошо еще, что воображение не сыграло с ним плохую шутку, услужливо воплотив кошмар в картины и видения. Сознание было надежно скрыто за дверью многолетней слепоты.

Однако и эта дверь истончалась, как будто невидимые когти постепенно сдирали с нее слой за слоем… Больше всего Саша боялся именно этого: момента, когда сможет «видеть».

Он понял, что через некоторое время, известное только Календарю Снов, этот сон станет для него ловушкой. Герцог! Мальчик опять вспомнил о герцоге – маниакальном охотнике, который мог добраться до ареалов рыб…

Содрогаясь, Саша пересекал черную трясину сна. Она была бесконечной в своей плоскости, но существовали места перехода в новые измерения. Он искал их с большей настойчивостью, чем заблудившийся на болоте ищет островок твердой земли.

Липкие струи кошмара тянулись за ним, растаскивая его на части, втягивая в жерла бездонных воронок, единственным свойством которых была вечность…

Струи омывали и ласкали только одну карту в колоде его инстинктов – влечение к смерти.

Смерть – единственная любовь и единственная привязанность, которая могла быть у человека, лишенного почти всех каналов восприятия… Смерть… Как он хотел попасть на ее блаженные берега, на ее бархатное ложе!