Русский вечер - Нина Матвеевна Соротокина

глазки. Еще обильно цвела лунария, чтобы к осени организовать декоративный плод — колечко с перламутровой пленкой. Ну и, конечно, камнеломки, оранжевый гравилат и ирисы.

Я любовалась, Вероника орудовала совком.

— А где Муся?

— Гуляет, девочке надо размяться.

— Пойду поздороваюсь с Желтковым.

Мне было стыдно после такого-то сада тайно всматриваться в теткин быт и подозревать ее черт знает в чем. Но я всматривалась и подозревала. Желтков на кухне чинил утюг. Он поздоровался со мной очень приветливо, но головы не поднял и рук от инструмента не оторвал. Я пошла в комнаты. Бревенчатые стены, акварели, книжные шкафы, в разношенном кресле серый томик Тютчева, очевидно, тетка коротала вечера с любимым поэтом. Итальянским сувенирам уже нашлось место. На стене висела яркая венецианская маска, гипсовая Пизанская башню на этажерке притулилась к путеводителям по Риму и Флоренции. На старом, красного дерева бюро, доставшемся от бабки, я увидела уже знакомые песочные часы и поняла, что на правильном пути. В аэропорту Вероника времени зря не теряла. Моей задачей было узнать, что она делала все это время. Выяснять, купила ли она пресловутые песочные часы или сперла их под носом бдительной продавщицы, в мою задачу не входило.

Кофе пили под яблоней на шаткой столешнице, установленной на вбитом в землю обрубке бревна. Шмели гудели, к ногам подступал василек горный. Кофе был горячим, не растворимым, но сваренным, молоко в серебряном молочнике, мягкие калачи, прямо тебе дворянский быт.

К столу нерешительно, бочком приблизилась Муся. Вид у нее был виноватый, хвост подхалимски опущен.

— Муся, девочка, где тебя носило? — Вероника склонилась к собаке и принялась осторожно вытаскивать из шерсти прошлогодние репьи. Собака тихо поскуливала, но терпела.

— Обрюхатит кто-нибудь твою девочку на старости, — проворчал Желтков.

— Ну должна же она побегать, порезвиться…

— Ей впору о Боге думать, а не резвиться. А потом удивляешься, откуда на участке лопухи, — продолжал муж. — Она сюда семена всех сорняков и таскает.

— С собаками надо гулять в лесу, — заступилась я за Мусю. — У вас здесь такие замечательные леса.

Меня не поняли. Вероника давно не ходит ни в какие леса и Желткову запрещает, потому что там обитают больные бешенством енотовидные собаки и лисы. Даже грызуны, безобидные полевые мыши заражены водобоязнью, а в еловых отороченных бахромой молодых побегов лапах обитают энцефалитные клещи и прочая дрянь. И все это живое и хищное кусает, жалит, впивается. Нет, увольте нас от дикой природы!

— А мне этот быт вот где, — сказал вдруг Желтков и ударил себя по загорелой, жилистой шее. — Что мы сидим на этом клочке земли? Что мы здесь потеряли? Свеклу мы здесь, вишь, выращиваем. Да кому они нужны, наша свекла и морковь?

— Желтков — враг глобализации, — миролюбиво пояснила Вероника. — Он считает наше положение бедственным, потому что мы не можем конкурировать со всем миром.

— Да в Америке даже урожайность клюквы выше нашей! — продолжал бушевать Желтков, очевидно, продолжая старую тему. — Они и там устроили искусственное болото и растят наш национальный продукт за милую душу!

— Плевала я на их клюкву, она безвкусная. И клубника на гидропонике пахнет водой из-под крана. Я в Италии пробовала. И вообще красота — вне конкуренции. А что я капусту и свеклу выращиваю, так не ездить же за ней на рынок!

Желтков рывком поднялся с места и ушел в дом.

— Уже третий день утюг чинит, и все никак, — пояснила Вероника. — Вот он и злится. Я говорю, давай новый купим. Правда, утюги сейчас — инструмент для новых русских. Дороже пистолетов. Но Желтков совершенно не может выбрасывать старые вещи. Он на них просто помешан. Конструктор он был неплохой, но если бы судьба угадала его сделать старьевщиком, тогда бы он был истинно счастлив. Хочешь еще кофе? Желтков, принеси горячий чайник!

Пора было переходить к главному. Я уже открыла рот, сочиняя первую фразу, но Вероника сама мне помогла, направила в нужное русло.

— Лизонька, как я благодарна тебе за Италию. Все время думаю о нашей поездке. Помнишь Рим?

— В основном аэропорт, — сказала я строго. — Вероника, я хотела с тобой кое-что обсудить. Расскажи мне во всех подробностях, как тебе там передали белый конверт. Что это был за мужчина, как он выглядел?

— Неведомый племянник Игорь так и не объявился?

— Как он мог объявиться, если ты дала мне телефон прачечной?

Вероника рассмеялась.

— Этого не может быть. Ну, давай расскажу еще раз. Я пила кофе. Он подошел ко мне…

— Этот эстонец…

— Почему эстонец?

— Ты же сама говорила, что у него акцент как у прибалта.

— Ничего такого я не говорила. У него действительно был акцент. Обычно так говорят люди, выросшие в русских семьях за границей. Я обратила внимание, потому что давно озадачена этим вопросом. Говорят, что эмиграция сохранила нам язык. Так у кого сейчас подлинный русский язык — у нас или у них? Эмигранты имеют совершенно другую языковую мелодию.

Мне бы ваши заботы, сударыня. Каким раскрепощенным человеком надо быть, чтобы в середине рабочего дня, сидя на огороде под яблоней, всерьез обсуждать подобные проблемы. Я втащила Веронику в суровую действительность.

— Не отвлекайся. Подошел, сел рядом. Как он был одет?

Я задавала случайные вопросы, готовая в любой момент уличить Веронику во лжи. Мне казалось, что я смогу отличить вымысел от подлинных событий. Если Вероника решила обвести меня вокруг пальца, то она сейчас насочиняет кучу подробностей, только бы все выглядело правдоподобно. И подробности появились. Вышеупомянутый господин был сухощав, в деловом пиджаке, при галстуке и перстне. В руке «этакий баульчик на молнии, я таких дома не видела, такой из серой замши, может быть, заменитель, но вряд ли».

— О чем вы говорили?

— Я уже не помню. Про Рим, потом про погоду. Он поинтересовался, откуда я. Я ответила — из Москвы. Сказала, что улетаю. Кажется, назвала номер рейса. Нет, конечно, назвала, иначе как этот Игорь мог бы нас встретить?

— Ты сама назвала номер рейса или он спросил?

— Да какая разница? — возмущенно воскликнула Вероника. — Наверное, тебе будет небезынтересно узнать, что потом он взял себе выпить. Кажется, виски, а может, ром, но вероятнее всего, мудреный коктейль. Что-то прозрачное со льдом в красивом таком бокале. Выпил полбокала, отер салфеткой рот и спросил, не могу ли я выполнить его просьбу. Да, забыла… еще улыбнулся.

Она надо мной издевалась. Я знала, что Вероника готова пойти на любые ухищрения, лишь бы отвести подозрение в клептомании. Теперь следовало уточнить с Игорем. Я подозревала, что этого персонажа она просто выдумала.

— Ты говорила,