Евангелие от Чаквапи - Юрий Стукалин

Человек сорок чумазых бедняг в изодранной одежде толпилось в окружении вооруженных боевиков. Они стояли спиной к нам, сгорбленные и поникшие. Некоторые озирались по сторонам, боязливо поглядывая на молчаливых стражей, и глаза их были полны безысходного ужаса. Толпа расступилась, пропуская нас в первые ряды, и, пробравшись туда, мы поняли, почему каждый хотел оказаться подальше от готовящегося представления. Два здоровенных боевика держали человека, чье нагое тело сплошь покрывали ссадины и огромные кровоподтеки. Ноги несчастного откровенно дрожали, голова казалась вжатой в плечи, а из под рассеченных бровей смотрели пустые, затравленные глаза. Он что-то бубнил, но охранники не обращали внимания, удерживая его под руки. Мы с Ником стояли в толпе бок о бок, молча наблюдая за происходящим.

По толпе пошел тихий шепот, и люди моментально повернули головы вправо. Шрамолицый шел в сопровождении нескольких боевиков, среди которых мы разглядели Гарсию. Мексиканец переоделся в защитную форму, и мы узнали его не сразу. Держался он весьма самоуверенно. Группа подошла к пленнику, тот в испуге поднял глаза и запричитал, моля о прощении. Я увидел, как его лицо покрылось крупными каплями пота. Шрамолицый снисходительно похлопал несчастного по щеке, и тот мгновенно притих в ожидании, а бандит повернулся к толпе и громко заговорил:

— Этот человек сбежал несколько дней назад. Мы предупреждали вас, что сбежать не удастся, и собрали сейчас, дабы лишний раз подтвердить серьезность наших слов, — он сделал знак, и от группы пришедших с ним людей отделились двое. Одним из них был Гарсия.

Сперва пленника жестоко избивали руками и ногами, затем выкручивали ему руки, ломали пальцы, и от истошного крика его замирало сердце. Мексиканец наслаждался данной ему властью. Глаза его горели, губы растянулись в отвратительной улыбке. Он выхватил нож и начал полосовать беднягу по лицу, груди, животу. Кровь брызнула во все стороны, и боевики, державшие пленника, отскочили, чтобы не запачкаться. Несчастный упал на землю, прикрывая голову руками в безуспешной попытке защитить себя от сыпавшихся со всех сторон ударов…

Шрамолицый стоял поодаль, равнодушно следя за пытками, а люди топтались на месте, робко вздыхая и опуская глаза, чтобы не видеть творящегося кошмара. Лицо пленника посерело, он уже не кричал, а лишь давился кровавой пеной, пузырившейся на сомкнутых разбитых губах. Его спина выгнулась дугой, глаза расширились и закатились так, что на месте их стали видны только белки. Он дернулся еще несколько раз, изгибаясь всем телом, будто кто-то невидимый выворачивал его, и затих. Гарсия склонился над ним, ударил несколько раз по щекам, но человек был мертв. Мексиканец разочарованно выпрямился, с изумлением глядя на недвижимое тело, словно ребенок, сломавший любимую игрушку. В ярости огласив округу проклятиями, он принялся топтать труп ногами. Шрамолицый поднял руку, жестом приказывая успокоить его, и несколько человек потащили обезумевшего мексиканца к расположенному неподалеку двухэтажному дому. Я видел, как они втолкнули его в дверь, захлопнули ее и отправились по своим делам.

Толпу пленников, словно стадо безвольных баранов, охранники начали разводить по разным уголкам лагеря, подгоняя в спину автоматами. Два боевика ухватили труп за ноги и поволокли в глубь джунглей, оставляя за собой кровавый след. Голова убитого пленника подскакивала на кочках, а густой, колючий кустарник цеплял за переломанные руки.

— Понравилось? — раздался за спиной голос Хуана. Мы с Ником стояли ошарашенные показательным убийством, и не услышали, как он подошел.

— Нет, — ответил я, поворачиваясь. — А тебе?

— Тоже нет, — сказал он после короткой паузы. — Но так надо.

— Почему? Зачем? — я едва сдерживался, чтобы не дать волю эмоциям. — Кому надо?

— Для победы революции, — Хуан покосился на меня. — Чтобы простой народ зажил, как подобает людям, а не скоту, эксплуатируемому капиталистами.

— Кем он был, тот человек? — Ник стоял рядом, потирая пальцами виски, и я только сейчас заметил, как сильно у него искусаны губы.

— Гринго, — мальчишка крепче сжал автомат. — Инженер, работавший на нефтепроводе, — и добавил более жестко. — А теперь пойдемте. Командир велел доставить вас к нему для разговора.

Хуан подвел нас к двухэтажному дому — тому самому, за дверью которого несколько минут назад скрылся Гарсия. Дом был добротным, сложенным из необожженного кирпича. Крепкий, без изысков, в отличие от большинства построек, он не производил впечатления временного жилища.

— Командира пока нет, и придется подождать, — наш юный страж указал на бревно, лежащее рядом со входом. — Садитесь.

Я последовал совету, а Ник опустился около ближайшего дерева, прижавшись спиной к стволу. Казнь пленника окончательно вывела его из равновесия, став последней каплей в цепочке наших злоключений. Он сидел, обхватив голову руками, покачиваясь туловищем, как пребывающий в трансе шаман.

Взглянув на Ника, Хуан подсел ко мне, вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет, предложил одну мне, а затем протянул зажигалку. Я прикурил, а он подвинул пачку, кивком показав, чтобы я взял ее себе:

— Мой отец рассказывал, что раньше русские помогали нам бороться с режимом. Сейчас нет.

— Помогают попавшим в беду при наводнениях, землетрясениях или голоде, — я пытался скрыть гнев, но получалось с трудом. — А оружие поставляют, чтобы люди убивали друг друга. Это не помощь. Это борьба за собственные политические интересы чужими руками, чужой кровью.

— Нам нужно много оружия, чтобы победить врагов-капиталистов. — Он говорил задумчиво, тихо. Мальчишка… Таких, как он, легким промыванием мозгов ставили под ружье большевики в 1917, Гитлер пытался спрятаться за их спинами от наступавших советских войск в 1945, Мао Цзэдун травил юными хунвейбинами лучших представителей собственного народа… Нескончаемый список уродов, использовавших детей для достижения своих грязных целей.

— Вы боритесь с капитализмом, заполоняя весь мир кокаином, — возразил я.

— С его помощью мы расшатываем устои капитализма, наносим по нему удар изнутри…

— У моего друга от передозировки умер сын. Ему было приблизительно столько же лет, сколько тебе, но какой-то ублюдок, зарабатывающий деньги на наркоте, подсадил его на иглу.

— Мне жаль, — Хуан склонил голову, разглядывая бегавших под ногами крупных муравьев.

— Тебе жаль? — я почувствовал прилив бешенства. — Отец этого парня обыкновенный работяга. И мальчишка тоже не был богачом или, как ты говоришь, капиталистом. Я знал его. Хороший, умный парень. Ты с такими борешься? Ведь в том, что парнишка погиб, есть и твоя вина. Понимаешь? — Злость кипела во мне, прорываясь наружу. Я отпихнул пачку. — Забери.

Хуан вскочил, глаза его вспыхнули, и тут тихий гомон лагеря внезапно разорвала автоматная очередь. Стреляли в глубине джунглей, и вслед за первой очередью последовала вторая, третья, и вскоре стрельба доносилась со всех сторон. Фарковцы забегали, рассредотачиваясь в боевую линию. Было очевидно, что боевики подверглись неожиданному нападению. Хуан резко развернулся, озабоченно озираясь. Я видел, что он никак не может принять решение — оставаться охранять нас или кинуться на защиту лагеря. В густой листве замелькали силуэты нападавших, стрельба усилилась. Неподалеку взорвалась граната, и обломки ветвей осыпали нас, заставив броситься на землю, вжимаясь.