Луна цвета стали - Макс Алексеевич Глебов

через неделю после начала немецкого наступления. Даже в лучших вариантах продвижение немцев к Керчи удавалось только задержать. Остановить противника хотя бы на Парпачском перешейке получалось в очень редких и довольно экзотических ветвях прогноза, связанных с ошибками и просчетами немецкого командования, которые, конечно, регулярно случались, но рассчитывать на них в базовом сценарии было бы странно.

В конце концов, я пришел к выводу, что искать решение, ограничиваясь средствами одного лишь Крымского фронта, бессмысленно, и выдал Летре новое задание. Теперь я смотрел на карту всего советско-германского фронта. За время, оставшееся до немецкого удара, почти ничего изменить было нельзя, за одним весьма важным исключением, и исключением этим стали самолеты.

Гигантский фронт, перечеркнувший замысловатой линией всю страну с севера на юг, застыл в неустойчивом равновесии, где-то увязнув в грязи распутицы, где-то стабилизировавшись из-за полного истощения сил сторон, а где-то, как в Крыму, замерев ненадолго перед тем, как взорваться вихрем огня и стали. Далеко не везде в ближайшее время стоило ожидать каких-то значимых событий, и я поставил перед Летрой задачу рассчитать сколько и откуда можно снять авиации, не нанося критического урона устойчивости соответствующих участков обороны.

Вечером я, пользуясь полномочиями представителя Ставки, отправил в Москву длинную телеграмму, изложив свой взгляд на ситуацию в Крыму. Судя по тому, что в течение дня Мехлис меня не трогал, умотав по своим морально-политическим делам куда-то в армейские штабы, на его вопли по поводу моего произвола Сталин пока никак не отреагировал, и мне оставалось только догадываться, что Вождь будет делать, получив обе наши телеграммы. Мехлису Верховный доверял если и не безоговорочно, то в весьма значительной степени, но и я ведь ни разу пока его ожиданий не обманывал. В любом случае, мне оставалось только ждать.

Лену я не видел уже почти сутки. Она отправилась к вице-адмиралу Октябрьскому в компании с генерал-лейтенантом Зашихиным. Узнав, для чего мне требуются люди и техника, командующий Ленинградским корпусным районом ПВО задал мне простой вопрос:

— Товарищ генерал-майор, вы в Крыму планируете лично заниматься организацией единой системы огня по образу и подобию того, что было сделано в Ленинграде?

Я задумался на несколько секунд, быстро сообразив, к чему клонит генерал-лейтенант. Лена, конечно, очень неплохо знала, что нужно делать, но ее невеликое звание вряд ли позволило бы ей нормально договориться с командованием Черноморского флота.

— Я планировал участвовать в этом деле только на начальном этапе, а дальше рассчитывал на ваших людей и старшего лейтенанта госбезопасности Нагулину.

— Угу, — кивнул Зашихин, — и они упрутся в первую же техническую или организационную проблему, для решения которой понадобится кто-то из высших командиров. Уверяю вас, при налаживании нестандартных взаимодействий между армией и флотом таких проблем будет вагон. Да вы и сами это прекрасно знаете — проходили уже.

— Думаю, вы правы, Гавриил Савельевич, — кивнул я, с интересом глядя на генерал- лейтенанта, получившего новое звание за нашу совместную операцию.

— Мне нужно лететь с вами, — категорично заявил Зашихин. — Вот тогда мы там все наладим быстро и без проблем. И кого-нибудь из штаба адмирала Трибуца надо взять обязательно — морякам проще будет друг с другом договориться. Сможете это со Ставкой согласовать?

* * *

Сталин сидел за рабочим столом и, посасывая мундштук незажженной трубки, задумчиво разглядывал разложенные перед ним документы. Поверх остальных бумаг лежали две телеграммы. Одна из них пришла еще рано утром от Мехлиса, а другая, за подписью Нагулина, поступила поздно вечером.

Проверенный коммунист Мехлис, чья безоговорочная преданность и честность не вызывала у Вождя никаких сомнений, вел себя вполне ожидаемо. В том, что с Нагулиным они не сработаются, Сталин ни секунды не сомневался, но считал, что их конкуренция и быстро возникшая взаимная неприязнь послужат дополнительными стимулами в решении сложного клубка проблем, который все больше напоминала обстановка в Крыму.

Мехлис клеймил командование Крымского фронта последними словами, особенно упирая на полное несоответствие генерал-лейтенанта Козлова и его начальника штаба Толбухина занимаемым должностям. Утверждал, что поездки в войска они воспринимают, как наказание, а фронтом руководят издалека, предпочитая большую часть времени отсиживаться по ту сторону Керченского пролива. Еще он тр ебовал срочно усилить фронт пехотой и танками, поскольку в бездарных наступлениях, предпринятых Крымским фронтом в последние недели, было потеряно много техники и личного состава. Подготовку к решительному наступлению, по мнению Мехлиса, Козлов полностью провалил и в принципе не был способен ее эффективно организовать. Досталось, естественно, и Нагулину. Тут пошло в ход и самоуправство, и полное игнорирование задачи, поставленной Ставкой, и, наконец, прямой саботаж подготовки наступления, выразившийся в приказе перейти к обороне и ограничиваться лишь имитационными действиями, направленными на введение противника в заблуждение о якобы готовящемся ударе на севере полуострова.

Здесь Сталин непроизвольно нахмуриться. Утром, сразу после прочтения первой телеграммы, этот неожиданный и ни с кем не согласованный приказ молодого представителя ставки вызвал у него возмущение, на что, видимо, Мехлис и рассчитывал. Тем не менее, Верховный главнокомандующий помнил о том, что целесообразность действий Нагулина уже не раз ставилась под сомнение в самых разных ситуациях, и почти всегда эти сомнения оказывались необоснованными. Поэтому он предпочел немного подождать и не принимать скоропалительных решений. В итоге этот подход оказался верным.

В поступившей вечером телеграмме Нагулин подробно объяснил свою позицию, и его аргументы, как минимум, заслуживали внимательного рассмотрения и порождали ряд серьезных опасений.

Единственное, в чем Мехлис и Нагулин друг другу не противоречили, так это в необходимости срочной переброски подкреплений на Керченский полуостров. Только первый просил пехоту и танки, а второй — истребители. В принципе, против наземных войск Нагулин, наверное, тоже не стал бы возражать, но, по его мнению, момент уже был упущен и на их доставку в Крым просто не осталось времени.

— Товарищ Сталин, прибыли маршалы Шапошников и Будённый и генералы Жуков и Жигарев, — доложил бесшумно появившийся в дверях кабинета личный помощник Вождя Поскребышев.

Сталин молча кивнул, и вышел из-за стола навстречу входящим в кабинет высшим военным руководителям СССР. Все четверо приглашенных уже видели копии телеграмм, поступивших с Крымского фронта, так что вводить их в курс дела Сталину не пришлось.

— Начнем с вас, Борис Михайлович, — обратился Верховный к начальнику генштаба, когда посетители разместились за длинным столом для совещаний. — Позиция товарища Мехлиса мне предельно ясна и в комментариях не нуждается. Что вы думаете о телеграмме, поступившей от генерал-майора Нагулина?

— Очень неприятная информация, Иосиф Виссарионович, — выдержав небольшую паузу, ответил Шапошников. — Скажу честно, получи я такую телеграмму от генерал-лейтенанта Козлова, я бы заподозрил его