Лживый язык - Эндрю Уилсон

DT11 OGF

Дорсет

Уинтерборн

Черч-Вью, 23

Дорогой мистер Крейс!

Я уже писала вам, но ответа не получила. Вы зобыли его? Не можит быть. Ведь он был вам так дорог. Ниужели память о нем ничего не стоит? Вы знаете, где мы живем. Пожалуйста, пришлите нам деньги. Мы в них нуждаемся, а вы — нет.

Миссис М. Шоу.

Странное письмо. Нужно показать его Крейсу. Возможно, это шантаж. В самом письме дата не указывалась, но, судя по штемпелю, его отправили из Дорсета 17 мая, два месяца назад.

Я захватил оба письма — от Лавинии Мэддон и от загадочной миссис М. Шоу — и пошел искать Крейса.

— Мистер Крейс? Мистер Крейс?

Мой голос эхом разносился по портего. Никто не откликался. Я ступил в гостиную. Крейс сидел в кресле и храпел, уткнувшись подбородком в воротник своей рубашки. Я тихо попятился из комнаты и на цыпочках прошел через холл в кухню. Письма покажу ему позже, решил я. До вечера время еще есть, так что я попытаюсь найти другие послания от этих двух таких разных женщин и потом представлю ему сразу весь комплект. Тогда все можно будет утрясти легко и без суеты. Крейс решит, стоит ли ему принимать предложение Лавинии Мэддон и как быть с подозрительной миссис Шоу. Я же со своей стороны, прежде чем затрагивать в разговоре с ним обе эти темы, постараюсь подготовиться к ним со всей тщательностью. Мое усердие, я уверен, обрадует Крейса.

* * *

Пока Крейс дремал, я пообедал салями с хлебом и помидорами, читая «Избранные письма» Аретино.[14]Потом вернулся в кабинет и стал дальше разбирать почту.

Перебирая письма, я высматривал на конвертах характерные почерки: один — элегантный, уверенный, второй — детский, угловатый. Прочитанные письма складывал слева от себя. И все время размышлял о Крейсе и тайнах его прошлого.

При всей своей эксцентричности — а возможно, как раз благодаря этим странностям, — Крейс был притягательный человек. Неудивительно, что столько людей проявляли к его личности живой интерес. Хоть Лавиния Мэддон и говорила, что на образе Крейса намерена построить метафорическую формулу успеха и неудачи, было ясно, что ее прежде всего интересует история его жизни и особенно то, что произошло с ним в 1967 году. И какое отношение имеет к Крейсу полуграмотная женщина из Дорсета? Крейс сказал мне, что он больше не пишет, но я понятия не имел о том, почему он перестал заниматься литературным трудом.

Я подумал, что, прежде чем идти дальше, пожалуй, следует попытаться узнать чуть больше. Просто для того, чтобы понять то, что будет говорить мне Крейс, когда я отнесу ему письма. Я поднялся, обвел взглядом комнату, прислушался, не приближается ли Крейс. Поиск, исследование — это все часть моей работы, убеждал я себя. Крейс еще спасибо мне скажет, когда я сообщу ему результаты своих изысканий. На всякий случай я вышел из кабинета в его спальню, потом прошел в портего, осторожно приблизился к гостиной и заглянул в дверь. Крейс все так же мирно спал в кресле. Его веки трепетали, словно крылья бабочек, сидящих на засохших листьях.

Вернувшись в кабинет, я принялся осматривать полки его книжного шкафа. Многие книги — пыльные тома с красными корешками, Данте, Петрарка, Спенсер, Донн, Байрон — имели такой вид, будто были изданы пару веков назад. Я не увидел ни одного издания, напечатанного после 1920-1930-х годов, и, разумеется, не нашел ни одного экземпляра романа Крейса.

Я подошел к столу и стал осматривать маленькие выдвижные ящики в его верхней секции. В одном ящике обнаружил пару крошечных золотых ключиков наподобие тех, которыми открывают чемоданы и саквояжи. В другом ящике лежал конверт, перетянутый тесемкой, которая затем дважды накручивалась на пуговку. Я оглянулся на дверь. Никого. Тогда я стал медленно снимать тесемку, разматывая ее до тех пор, пока конверт не открылся. Внутри находился конверт меньшего размера — квадратный, желтовато-коричневого цвета. В таких пакетиках мальчишки обычно хранят марки или монеты. Мне показалось, что этот конверт запечатан, хотя один уголок клапана был отогнут. Я колебался не дольше секунды перед тем, как аккуратно распечатать его. Сначала я подумал, что внутри ничего нет, но потом заметил на самом дне желтую прядь волос в форме полумесяца. Я сунул пальцы в конверт и достал прядь. Волосы были ломкие и старые, будто их срезали с головы фарфоровой куклы Викторианской эпохи.

* * *

Следующие несколько дней, как только у меня находилось свободное время, я принимался искать в палаццо экземпляр «Дискуссионного клуба». Рылся на полках, вытаскивая книги из второго или третьего ряда. Тщетно. Будто Крейс попытался стереть все следы своего былого успеха.

Крейс запретил расспрашивать его о писательской деятельности, но мне нужны были хоть какие-то исходные данные о нем, чтобы знать, как лучше ответить на те два письма, как лучше защитить его. Если бы удалось разыскать несколько реальных фактов, я сумел бы восстановить картину его жизни и тогда чувствовал себя более уверенным, принимая решения относительно того, как мне поступить или что сказать. В этом случае от моей помощи было бы больше пользы.

Возможность представилась в тот день, когда я обнаружил, что у нас кончается кофе. Сразу же после того, как я переселился к Крейсу, по его указанию я закупил большое количество продуктов, заполнив запасами кухонный буфет. Крейс не любил оставаться один дома, едва мирился с тем, что я каждое утро выбегал в магазинчик за углом, чтобы купить свежих булочек, и отсутствовал всего несколько минут. Но запасы истощились, их следовало пополнить. Я знал, что было бы неумно пропустить завтрак Крейса, поэтому баночку с остатками молотого кофе я отставил в сторону, а себе приготовил быстрорастворимый. Потом принялся готовить завтрак.

Налил в кофеварку воды, положил туда остатки молотого кофе, завинтил крышку и поставил сосуд на газовую конфорку. Пламя облизывало дно кофеварки, шипело, задевая комок томатного соуса, капнувшего на решетку минувшим вечером, когда я готовил ужин. Я убавил газ, схватил ключи, промчался через портего на лестницу, спустился во двор. Пробежал по маленькому мостику, который вел меня во внешний мир, и по лабиринту переулков добрался до кондитерской за углом. Крейс, я был уверен, точно знал, сколько времени должна занять у меня утренняя пробежка до кондитерской, так как, когда бы я ни вернулся, с пакетом бриошей в руке, он садился за стол ровно в тот момент, когда эспрессо начинал шипеть.

— Buon giorno, — сказал я, вернувшись в кухню.

— Доброе утро, Адам, — поприветствовал меня Крейс.

— Я решил сегодня немного разнообразить наш завтрак, — сообщил я. — И вместо бриошей купил в кондитерской совершенно замечательные baicoli. Смотрите.

Я выложил на блюдо маленькие печеньица — их делали в виде водившихся в лагуне крошечных рыбешек и называли так же — и с гордостью показал угощение Крейсу.