Страж - Елизавета Владимировна Соболянская

– Джанни, это правда ты? – она с трудом открыла напухшие глаза. – Так возмужал! – ее пальцы бессильно скользнули по его лицу. – Твой малыш, я вас люблю…

И потеряла сознание.

Растерявшийся молодой мужчина вдруг понял, что прижимает к себе не гибкую талию любовницы, а тугой живот довольно приличного размера. Сколько его не было? Полгода? Больше? Выходит, Роза беременна! Что же она делает у позорного столба?

– Мама? – сын купца соображал быстро.

– Джанни, эта бессовестная девка уверяла, что беременна от тебя! Ее наказали за ложь!

– Лекаря! – Джанлукко развернулся к своим людям, подошедшим к помосту, потом обратно к матери: – Роза – моя невеста! Я уехал, подарив ей кольцо! Она честная женщина! Она та, которую я люблю!

Лекарь из каравана быстро растолкал товарищей и попросил:

– Синьор, синьору лучше положить… на живот.

Джанни спустился с помоста и уложил Розу прямо на телегу с товаром. Потом огляделся и скомандовал:

– В гостиницу у ворот!

– Джанни, сынок! – мать торопливо бежала к нему. – Тебя ждут дома! Я прикажу…

– В гостиницу! – яростно крикнул молодой Джанброцци, и люди расступились, пропуская караван.

Увы, чудеса в этом мире случаются редко. К вечеру, несмотря на все усилия лекаря, Роза потеряла ребенка. Крошечный мальчик не издал ни одного звука, когда она с рычанием и слезами вытолкнула его из своего тела.

Джанни сидел рядом, держал ее за руку, и его ресницы отяжелели от слез. Он сам завернул неподвижное тельце в простыню и уложил в корзину. Сам сидел рядом с Розой, смазывал маслом ее раны и расчесывал волосы, уговаривал поесть и пел песни, которыми когда-то соблазнял ее. Ничего не помогало. Она уходила. Ускользала сквозь пальцы вместе с темно-алым потоком крови, которую лекарь никак не мог остановить. К утру лицо Розы превратилось в мертвенно-бледную восковую маску. Последняя улыбка застыла на губах. Сидящий рядом лекарь тихонько вздохнул и с усилием закрыл ей глаза.

– Синьор, ваши родные, они ждут в гостиной с полудня…

Джанни вздрогнул, медленно встал, неохотно выпуская еще мягкую руку возлюбленной. Оглядел окровавленную постель, брошенное в угол вдовье платье, заставленный бесполезными снадобьями столик и медленно кивнул:

– Я выйду к ним, Мауро, а ты распорядись, чтобы Розу приготовили к погребению. Пусть женщины омоют ее тело, смажут раны и наденут самое красивое платье, которое найдется у меня в сундуке. И мантилью. Белую. Как невесте.

Лекарь – спасенный в путешествии мавр – не посмел возражать. Принял кошелек и склонил полуседую голову. Он бы мог сказать молодому господину, что его приказ вызовет кривотолки в городе, но старик знал, что горе трудно утешить, и не стал лезть с советами.

Джанлукко вышел в гостиную и нашел там дремлющего в кресле отца и зятя.

– Джанни! – увидев его, старший Джанброцци быстро потер ладонями лицо, заставляя себя проснуться.

– Да, отец, – холодно ответил сын купца. – Вы с матушкой приготовили к моему возвращению отличный подарок! Тела вашей невестки и внука будут похоронены сегодня. Товары, книги и деньги я передам вам через час. Только рассчитаю своих людей.

Синьор Батиста виновато потупился:

– Джанни, мы же не знали…

– И не хотели знать! – Джанлукко чуть не сорвался, но в последний момент взял себя в руки. Роза не любила ссор. – Можете не приходить на похороны. Я вас не жду.

Развернувшись, молодой купец прошел в купальню. Какая-то добрая душа оставила там теплую воду, мыло и чистую одежду. Джанни было все равно. Он мог умыться ледяной водой, как приходилось это делать на севере. Быстро сменив окровавленную одежду на чистую, он вышел во двор. Караванщики не спали. Они не разошлись, а тихонько подремывали по очереди у костра, как привыкли в походе.

– Братья, – голос Джанни разнесся над двором, заставляя всех затихнуть, – сегодня я потерял любимую женщину и ребенка. Прежде чем мы расстанемся, я приглашаю вас на поминальный обед. А сейчас подходите по одному, я выдам вам жалование.

Все прошло быстро. Как и обещал, через час Джанлукко принес отцу путевые книги, сундучок с монетами и ключи от сундуков с товарами в повозках.

– Моя повозка, кони и лекарь останутся со мной, – сказал он, передавая родителю все, что привез. – Себе оставляю жалование старшины каравана и процент от тех товаров, которые покупал и продавал сам. После похорон я уеду.

– Джанни, – старший Джанброцци только вздохнул, – ты не должен так поступать! Твоя мать погорячилась, но она раскаивается! Тебя ждет большое будущее! Ты счастливо вернулся из опасного путешествия, погорюешь, и все пройдет! В нашем городе много девушек…

Сын круто развернулся и ушел, оставив отца одного с полным сундучком серебра.

Похороны прошли быстро и почти тайно. Роза лежала в гробу, одетая, как невеста, но рядом в кружевной простыне лежал ее ребенок. Джанни не плакал. Он бросил первую горсть земли на крышку гроба и вздрогнул от гулкого звука. Когда могильщики закончили работу, молодой Джанброцци показал на скромный холмик местному каменщику:

– Плиту из белого мрамора и букет каменных роз в вазе. Подписать «Роза, невеста Джанлукко».

– Все понял, – каменщик довольно поклонился. Белый мрамор дорог. А убитый горем сын купца не скупится.

Оставив распоряжения, Джанлукко вернулся в гостиницу и пересчитал оставшееся серебро. Его было немного, но вполне хватит, чтобы закупить в дорогу еды, мелочного товара и… снова отправиться в путь. Вместе со спасенным лекарем и подобранным на караванных тропах мальчишкой. У семьи Джанброцци больше нет наследника!

Следующим утром повозка Джанлукко покинула город. Джанни узнал все дороги Итилии, все самые дальние тропы и деревушки. Дважды в год он возвращался в родной город, чтобы отслужить мессу на могиле Розы и рассказать ей о своей жизни. Когда сундучок с серебром наполнился, а старый лекарь стал плохо ходить, Джанни купил себе дом с большим участком земли неподалеку от кладбища и взялся за разведение роз. Таких пышных кустов с такими крупными цветами никогда прежде не видели в Пьяченце! Несмотря на богатство и красоту, молодой Джанброцци так и не женился. Он воспитал приемыша и оставил ему свой дом и свой сад с условием – похоронить его рядом с Розой. Это условие было выполнено, и рядом с вазой, полной каменных роз, дважды в год появлялась ваза с живыми цветами – в память