Мысли - Андрей Демидов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уныло изучив фотографии, Катя вновь набрала номер. Но телефонные гудки по прежнему были отдаленными и длинными. Она вздохнула и повесила трубку.
В эту же секунду аппарат пронзительно зазвенел. В прихожей мгновенно засуетились. Слышно было, как Лена властно приказывает сестре:
— Все, иди на кухню и продолжай жрать праздничные бутерброды. И не смей подслушивать, а то не буду тебе уши прокалывать.
— Вот еще. И не надо. В салон схожу.
— Да кто тебя в салон пустит, малявка! — И уже совсем другим голосом: — Алло, я вас слушаю…
— Сама малявка, — завизжала младшая сестра и сердито хлопнула кухонной дверью.
— Прекрати хулиганить! Алло. Нет, это я не вам… — Дальше голос Лены стал напряженным: — А, это ты, ну как дела? У Стрелецких был?
Катя, стараясь не слушать, о чем разговаривает подруга, взяла со стола старый номер «Работницы» и углубилась в скучный раздел «Кулинарные беседы профессора Н. И. Ковалева». Там она вычитала, что рыбные продукты — это источник полноценных, легкоусвояемых жиров, богатых биологически активными кислотами. И что резать филе рыбы на куски нужно под прямым углом. Катя раздраженно отбросила журнал, встала и подошла к окну.
С высоты шестнадцатого этажа были видны плоские крыши универмага и поликлиники. Напротив, чуть левее, высилось несколько многоэтажных жилых домов. За ними, на горизонте, дымили высокие трубы теплоэлектростанции и медленно, еле заметно поворачивались журавли подъемных кранов. Внизу, среди бисера разноцветных автомобилей, бегали дети, пронзительно звонко кричали и кидали друг в друга чем то белым, легко сносимым ветром. Скорее всего, это были куски пенопласта, вынутые из распотрошенной помойки рядом с универмагом. Вдалеке, у поликлиники, на автобусной остановке скопился народ. Рядом с толпой влюбленная парочка ловила такси, вытягивая руки. Их жесты чем то напомнили Кате нацистское приветствие из документального фильма о Второй мировой. Она, покачав головой, перевела взгляд в другую сторону. Там был глухой двор и газоны с протоптанными между домами коричневыми лентами тропинок. Зеленые лужайки посыпала опадающая листва, которую сдувал с деревьев холодный ветер и вымачивал дождь в тусклом свете осеннего солнца.
«Как все грустно… — смотря на этот унылый пейзаж, подумала Катя, — почему же он не берет трубку? Вот сволочь, ведь знает, что это я ему звоню. А может, просто Дениса опять нет дома?»
Дверь отворилась, прервав ее размышления. В комнату вошла Света и с хитрым видом уставилась на Катю:
— Ты что такая хмурая?
— Да вот погода премерзкая. Солнце будто на тюремный двор выпустили и сейчас опять загонят в камеру.
— Смачно сказано… Слышишь? — Света показала на дверь, за который монотонно бубнил голос Лены. — Опять ЭТОТ звонит.
— Кто, Толик?
— Да какой Толик, он уже давно не показывается. Это Славик. Послушай вон… — Света кивнула на спаренный телефон и заговорщически подмигнула.
— Да брось ты, чего тут слушать. Все равно она сейчас же мне все разболтает. А подслушивать вообще то нехорошо, — строго добавила Катя и от нечего делать приоткрыла дверцу платяного шкафа. Там, на полках, кучами лежало постельное белье, колготки, трусики, махровые банные полотенца, ночные рубашки и всякая мелочь. А под небрежно висящими платьями и пуловерами она увидела аккуратно стоящие огромные резиновые сапоги, из которых торчали штопаные шерстяные носки крупной вязки. Катя опешила, наткнувшись на явно мужские вещи в женском гардеробе, и вопросительно посмотрела на Свету. Та расплылась в довольной улыбке:
— Это Славкины сапоги. Они втроем в прошлые выходные на дачу ездили. Кстати, именно поэтому на твой день рождения Ленка не пришла. Приперло ее сильно. Ну так вот. Втроем это она, Славик этот, Бабкин, и дружок его, Коля Брызгалов. Ну да ты с ними вместе училась, знаешь их небось как облупленных. Поехали, значит, они к нам на дачу. Дождь, темень, дров нет. Свет отключен, вода перекрыта… Да почему поехали то — вот умора! Ленка, ты знаешь, Славику уже полгода голову морочит, что она в подружках у этого красавца! — Света кивнула на плакаты с «Приветливым месяцем», приоткрыла дверь и, показывая на разговаривающую по телефону Лену, прошептала: — Как раз об этом она сейчас и заливает.
Катя невольно подалась вперед и прислушалась:
— …ну, ты что, Слав, серьезно? Я же не виновата, что его там не оказалось… Ну сколько можно обижаться, уж неделя прошла… Так у него ведь не один дом. Он меня, наверное, умышленно обманул — может, выглядел плохо и не хотел на люди показываться, или я перепутала… Что? Ключи? Ключи у меня от всех его дач есть!
Света хихикнула, закрыла поплотней дверь, покрутила у виска пальцем:
— Смотри, как изворачивается, врет, а он, дурак, верит и огорчается. Еще бы, ездил на дачу к самому Петру Болотникову и только случайно его не застал!
У Кати неприятно защекотало в груди. Слава Бабкин весь десятый класс ухлестывал за ней, а потом, ближе к экзаменам вдруг охладел, стал держаться нейтрально, особенно в присутствии Лены. Кате на Бабкина, в общем то, было глубоко наплевать, как, впрочем, и на других парней из класса. Но Славик был смазлив, нахален и к тому же болен какой то неизлечимой болезнью. То есть излечимой, предположим, в США и неизлечимой в Союзе. Что то там связанное с костями. То ли костный туберкулез, то ли еще что то в этом роде. Он постоянно ходил с закатанными рукавами, демонстрируя всем красно бурые шрамы на руках, оставшиеся после обострений его таинственной болезни. Это придавало Славику образ страдальца, замученного жизнью, поэтому в классе считалось престижным дружить с ним… К неразлучным подругам Кате и Лене он прилип сам, притянув за компанию своего туповатого дружка Брызгалова.
А началось все с того, что как то раз, в тишине контрольной по математике Лена сказала подруге:
— Слушай, а чего Болотников такие похабные места дал — третий ряд. Уж лучше из за сцены посмотреть. Там и покурить можно, и вообще…
Катя от скуки подыграла:
— Да, Петюня что то не в себе последние три дня. Как из Ялты с фестиваля вернулся, так каким то другим стал. Может, уйти из группы хочет?
В классе наступила пронзительная тишина. Только слышно было, как отличница Кротова шуршит шпаргалкой да переворачивает страницы «Бурды» учительница Софья Ахметовна.
После этого эпизода все ребята в классе стали с интересом наблюдать за подругами. И девчонки, с гордостью чувствуя на себе пристальное внимание, без особого напряжения и в общем то без задних мыслей стали сочинять ненавязчивые басенки про свои похождения под знаком «Приветливого месяца». То, сделав загадочные глаза, перекинутся парой фраз, что аранжировщик снова в пьяном виде разбил свой «ниссан», а Петюня подхватил насморк. То неожиданно засобираются в Николаев сопровождать группу на гастролях и вдруг выяснится, что аппаратура еще не приехала из Ленинграда. А потом действительно на несколько дней исчезнут из школы, схватив на пару грипп в метро, по пути в какой нибудь магазин типа «Люкса», куда часто ездили потолкаться, пооблизываться на броские ткани и модные фасоны.