Не зови меня больше в Рим - Алисия Хименес Бартлетт

– А две другие?

– Старшую зовут Нурия, младшую – Росарио.

– Да я не про имена спрашиваю.

– Нурия живет в Барселоне с мужем, он – директор испанского отделения мультинациональной компании. Она же сама, судя по всему, нигде не работает. Младшая тоже замужем, служит учительницей в специальной школе для детей с ограниченными возможностями – кажется, так это называется.

– И наверняка именно Росарио, то есть младшая, сильнее и нежнее других любила своего отца.

– С чего вы это взяли?

– Чистый “Король Лир”. Вы не читали Шекспира? Из трех дочерей две непременно оказываются неблагодарными и корыстными. И только младшая любит отца всем сердцем, правда, в конце концов и она его предает.

– А я всегда считал, что неблагодарными по отношению к отцу бывают только сыновья.

– Надо думать, всякое случается.

– А к матери?

– Тоже!

– Мир не может быть таким отвратительным, Петра. Должно существовать и хоть что-нибудь прекрасное.

– Работа! Поэтому – полный вперед! Разговор с дочками мы постараемся по возможности отодвинуть на потом. Начнем с доверенного лица. У вас есть адрес его магазина?

Гарсон полистал свою чудесную записную книжку и воскликнул:

– Нашел! Магазин находится в районе Эль-Борн и, если помните, называется “Нерея”.

В районе Эль-Борн прежде находился барселонский оптовый рынок. Когда рынок перевели в пригород, место оставалось в запустении, пока здешние власти не превратили его в подобие лондонского Ковент-Гардена. Сейчас здесь полным-полно ресторанов, модных бутиков, художественных галерей и разных дизайнерских мастерских – все в чисто нью-йоркском стиле, все по последнему писку моды. Здешнее жилье подорожало в три раза. По мере того как занимавшие его старики вымирают, на их квартирах нагревают руки перекупщики – естественно, прежде их перестраивая. Хотя так развиваются сейчас все города: здания обновляют, а людям спокойно позволяют умирать.

Модный бутик, принадлежащий Рафаэлю Сьерре, не слишком отличался от прочих: помещение с высокими потолками, больше похожее на фабричный склад ранней индустриальной эпохи, и очень ограниченный выбор одежды, которая безучастно висела на вешалках, загнанных в самый дальний угол. Прежде чем обратиться к девушке, хозяйничавшей в торговом зале, мы оглядели товар: все в минималистском стиле, блузки, которые в былые времена подошли бы разве что какой-нибудь приютской девчонке, бесформенные пальто и брюки из жеваной ткани. Много черного и много серого, немного гранатного – чтобы чуть оживить эту тусклость и монотонность. Сюда, должно быть, приходят покупательницы с очень изысканным вкусом, не иначе. Мой помощник поглядывал на ценники, и выражение его лица менялось от возмущенного до недоверчиво-растерянного. Он шепнул мне на ухо:

– Вы видели, сколько стоит их барахло? Это же черт знает что такое, этими тряпками только полы мыть! Неужели хоть одна женщина решится что-нибудь здесь купить?

Шепот Гарсона, как и всегда, можно было без труда расслышать за километр, поэтому продавщица немедленно подскочила к нам и, скорчив такую рожу, будто ее заставляют съесть тошнотворное блюдо, изрекла классическое:

– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

– Можете… – ответила я неожиданно резко. – Мы хотели бы увидеть сеньора Сьерру.

– Как о вас доложить? – спросила она высокомерно.

– Фермин Гарсон и Петра Деликадо, – сказала я и добавила мстительно: – Из национальной полиции.

Девушка скривила рот, словно страдала тиком, и исчезла за боковой дверью с такой скоростью, что ее траурное облачение из легкой ткани завихрилось вокруг слишком тощего тела. Вскоре она вернулась, уже вроде бы отойдя от изумления, и пригласила нас следовать за ней. Мы миновали короткий коридорчик, в котором также висела на плечиках одежда, и попали в кабинет, где нас ожидал Рафаэль Сьерра. Кабинет был просторным и уютным, скупо обставленным элегантной современной мебелью. Сьерре было лет пятьдесят с небольшим. Невероятно худой. Седые волосы, черный костюм с фиолетовой рубашкой без галстука. Я представилась сама и представила Гарсона.

– Вам известно, что вновь открыто производство по делу об убийстве Адольфо Сигуана?

– Да, разумеется. Я поддерживаю связь с этой семьей, и мне сообщили…

– С какой именно частью семьи покойного вы общаетесь? – очень кстати ввернул свой вопрос Гарсон.

– Вам должно быть известно, что у нас есть общие дела с Нурией, его старшей дочерью.

– Нет, мы этого не знали.

– Сеньор Сигуан включил меня в число своих наследников, и после его смерти я решил открыть этот магазинчик. Нурия вошла со мной в долю. За что я ей очень благодарен, потому что запустить торговлю авангардной одеждой гораздо труднее, чем это может показаться. Нурия – моя компаньонка, двадцать процентов принадлежит ей. К тому же благодаря этому я не совсем порвал связь с миром дона Адольфо, человека, которого я безмерно уважал и которого никогда не забуду. Не хотите ли кофе?

Он налил нам великолепный кофе из машины, больше похожей на космический корабль, которую держал в скромной тумбочке-баре. Потом продолжил рассказ – уже по собственному почину:

– Дон Адольфо был исключительным человеком, одним из представителей славного золотого века нашей промышленности, века, которому уже не суждено повториться. Адольфо Сигуан всегда выделялся на фоне прочих предпринимателей. Если бы в Каталонии с текстильной промышленностью не случилось того, что случилось… И ведь все сразу спустили паруса. Все, кроме него. Сеньор Сигуан принял бой – модернизировал фабрику, и она осталась конкурентоспособной, а этим все сказано.

– И тем не менее незадолго до его смерти на фабрике опять возникли очень серьезные проблемы. Что было тому причиной?

– Понимаете ли, инспектор, кризис в секторе гигантов моды разразился нешуточный. Кроме того, нельзя не учитывать, что речь шла не о мультинациональных компаниях, которые в целях выживания могут добиться налоговых льгот либо запустить линию косметики или любое другое побочное производство, что угодно! Речь шла о модельерах, которые должны обладать талантом, должны использовать ручную работу, то есть о прет-а-порте самого высокого качества. Они и были нашими главными клиентами, и по ним новые времена нанесли сокрушительный удар. Мы переживаем экономическую деградацию – а заодно и деградацию хорошего вкуса, многие фирмы пришлось закрыть. Впечатление такое, будто места на рынке сохраняются либо для чудовищной дряни, либо для немыслимой роскоши. Предприятия, выполняющие роль промежуточного звена, должны вести сражение на разных фронтах – и не в последнюю очередь против наглого пиратства азиатских стран. Но мы снова начинаем шагать довольно уверенно. И я не сомневаюсь: если бы сеньора Сигуана не убили, дела на фабрике опять пошли бы в гору.

– Ситуация стала выравниваться благодаря новым контрактам с итальянскими модельерами, правильно я поняла?