Янтарные небеса - Ли Бристол

Отец погиб, и Джессика осталась одна.

Уильям Дункан увез дочь из «Трех холмов» в Луизиану, однако Джессика не помнила из этого путешествия ровным счетом ничего. Она словно пребывала в страшном сне. В ушах по-прежнему звучало эхо выстрела, перед глазами стояло изумленное лицо Дэниела и кровавое пятно, расплывавшееся на его рубашке, в голове билась одна-единственная мысль: Дэниел, единственный добрый и порядочный человек, которого подарила ей судьба, умер, и виновен в его смерти ее собственный отец.

Джессика понимала, что ее ждет в доме тетки. Когда-то Евлалия являлась предметом зависти всей семьи. Младшая дочь простого лавочника, она умудрилась выйти замуж за богатого плантатора и уехала с ним на его роскошную плантацию «Виргинские дубы», чтобы жить там в довольстве и роскоши. Но война отняла у нее все. Муж погиб, землю конфисковали, дом сгорел, а сама Евлалия повредилась рассудком. Всю жизнь для Джессики самой страшной угрозой было, что ее отправят к тетке. И вот теперь это произошло.

Они прибыли к развалинам, бывшим когда-то процветающей плантацией «Виргинские дубы», под вечер, и отец, обдавая Джессику тяжелым запахом виски, принялся громко разглагольствовать о том, что собирается оставить ее у тетки Евлалии ради спасения ее же души. Вытащив несчастную из наемного экипажа, он поволок ее по ветхим ступенькам дома. Джессика пребывала словно в оцепенении. Все казалось ей нереальным, все было безразлично. Уильям распахнул покосившуюся входную дверь, и та издала жалобный звук, похожий на стон умирающего. Они вошли в обшарпанный холл, и отец принялся во всю глотку звать свою сестру Евлалию. Из темноты выплыло призрачное видение: костлявое тело, давно не мытые, висящие сосульками седые волосы, бледное морщинистое лицо, горящие, как угли, глаза. Тетя Евлалия… Отец грубо толкнул Джессику, и она, не ожидавшая ничего подобного, рухнула на грязный пол прямо под ноги старухе.

– Вот моя дочь, – прошипел он, и в голосе его прозвучала такая ненависть, что у Джессики кровь застыла в жилах. – Она носит в себе дьявольское семя. Черви гложут ее сердце! Греховный мир завладел ее мыслями, и изо рта ее вырываются богохульные речи! Ее нужно запереть, чтобы сатанинские силы не смогли проникнуть в ее душу. А вину свою пусть день и ночь искупает смиренной молитвой. – Отец на секунду остановился перевести дух, вытер вспотевший лоб и напыщенно продолжал: – Сам же я призван читать проповеди дикарям, живущим по ту сторону гор. Посему поручаю тебе, сестра моя, спасение души этого заблудшего дитя. Но прежде чем отправиться выполнять миссию, порученную мне Господом, я не прочь испить бокал вина, если просьба моя не будет тебе в тягость.

Словно издалека до Джессики донесся приторно-сладкий голос Евлалии:

– Ну конечно, брат Уильям, мы с полковником будем счастливы оказать вам гостеприимство. Прошу вас, проходите в гостиную, располагайтесь поудобнее, а я тем временем прикажу кухарке приготовить вам легкий ужин, чтобы вы могли восстановить утраченные после долгого пути силы.

Никакой гостиной в доме тетки не было, и, насколько Джессике было известно, полковник погиб больше десяти лет назад. Только теперь она пришла в себя и поняла, какой кошмар ее ожидает.

На ужин им подали на выщербленных тарелках черствые маисовые лепешки и в тыквенных чашах настойку из одуванчиков. Для себя Уильям раздобыл кувшин домашнего вина. Евлалия важно восседала во главе стола в поношенном платье и стоптанных туфлях, словно знатная великосветская дама, которой, впрочем, когда-то была.

Джессика украдкой обвела взглядом унылую столовую, по углам которой висела паутина, тускло освещаемую стоявшей на столе и издававшей мерзкий запах сальной свечой.

Обстановку ее составляла немногочисленная и убогая мебель: у стульев недоставало ножек, у кресел – подлокотников. На полу виднелись засохшие следы рвоты. В углу стояла какая-то старая бочка. В потолке зияла здоровенная дыра, сквозь которую проглядывало ночное небо. Джессика даже представить себе не могла, что отец может оставить ее в таком месте.

За столом мало ели и так же мало разговаривали. Уильям коротко и выразительно приказывал Евлалии содержать свою дочь в строгости ради ее же пользы. Евлалия же сладким голоском распространялась о том, какие у нее в саду растут чудесные незабудки и сколько гостей она собирается пригласить на следующий бал. «Сумасшедший дом», – подумала Джессика, и мысль эта была единственной здравой со дня свадьбы. Не может быть, чтобы отец оставил ее в этом сумасшедшем доме, решила она.

Поужинав, отец нетерпеливо вскочил и бросил на дочь какой-то странный взгляд. Джессике показалось, что в глазах его промелькнуло сожаление. Но нет, лицо его вновь исказилось ненавистью. Значит, она ошиблась, решила Джессика. Видимо, мерцание свечи, отбрасывающей трепещущий свет на лицо отца, ввело ее в заблуждение.

– Лучшего ты не заслуживаешь, сука! – зло прошипел он. – Пойду помолюсь за спасение твоей души.

И Уильям, подхватив под мышку кувшин домашнего вина, помчался со всех ног на зов Господа… и навсегда исчез из жизни Джессики.

Осознав наконец, какая участь ее ждет, она пронзительно вскрикнула и бросилась было за ним, но сильные черные руки схватили ее и понесли. Джессика отчаянно брыкалась, кричала, царапалась, но все было напрасно. Ее принесли в кладовку с зарешеченным окном и заперли. Отныне ей предстояло сидеть в этой темнице.

На следующее утро Джессика увидела сквозь решетку, как Рейф, огромный чернокожий детина, слуга Евлалии, несет по лужайке, заросшей высокой, по колено, травой, безжизненное тело Уильяма Дункана. Отца нашли в болоте. Он плавал на поверхности лицом вниз, обхватив руками пустой кувшин из-под вина.

Джессика боялась отца, вспышки его гнева приводили ее в ужас, ей всегда хотелось вырваться из-под его господства, однако она никогда не испытывала к нему ненависти. В конце концов, Уильям был ее родным отцом, а Джессике с малых лет внушали, что дети должны почитать своих родителей. Она понимала, что должна оплакивать отца, но слез не было. С его смертью в душу Джессики проник леденящий холод, ужасающая смесь двух чувств: облегчения, оттого что отца больше нет на свете, и страха, оттого что она осталась совсем одна. Чувства эти были настолько странны и противоречивы, что Джессике, целиком и полностью занятой тем, чтобы в них разобраться, было не до выражения скорби. Может быть, когда-нибудь она и поплачет по нему. А сейчас ей необходимо приложить все силы к тому, чтобы остаться в живых.

Поначалу Джессика еще пыталась следить за временем и не теряла надежды. Мало ли кто может зайти в усадьбу и постучать в ее ветхую входную дверь. Например, какой-нибудь мелкий торговец, или бродяга, или кто-нибудь еще. Тогда она расскажет ему, в какое затруднительное положение попала, и ей непременно помогут. Да что она, в самом деле, сделала, чтобы подвергаться такому бесчеловечному наказанию? Всего лишь вышла замуж, причем за человека хорошего и доброго. Она никого не опозорила, не нарушила никакого закона. Так за что ей такие страдания? Господь должен быть к ней милосерден. Ведь если она и совершила какой-то грех, то весьма незначительный, и ее можно за него простить.