Приговоренный - Сергей Самаров

В это время в коридоре послышались шаги и скрип колес тележки. Надзиратель развозил ужин. Скоро в двери моей камеры раскрылось окошко, образовав подобие стола, на который я поставил две миски, свою и соседа. Исрафил так и не встал.

В окошко заглянул вертухай, посмотрел на него и спросил:

— Что с ним?

— Спит.

Вертухая почему-то совсем не смутило то обстоятельство, что Исрафил улегся до объявления отбоя, не разделся и не разулся. Более того, он даже постель не застелил. Видимо, третий этаж и на самом деле являлся привилегированным. Здешний персонал не горел желанием поддерживать порядок во всех мелочах.

— А ты его обслуживаешь? — В голосе вертухая прозвучало откровенное ехидство.

Он, видимо, как раз этого и ожидал. Я не стал разрушать иллюзий своего кормильца. Если ему нравится так думать, то и пусть его. Мне это не мешало. Я на это вообще внимания не обратил. Меня нисколько не унижало то, что я делал по своему желанию, а не под давлением силы и злобности сокамерника.

— Не будить же человека из-за такого пустяка, — ответил я и забрал от окошка обе миски с ячневой кашей и большущими кусками черствого хлеба.

Пайку соседа я поставил на его тумбочку, свою — на табуретку и принялся за ужин.

Я знаю, что арестанты и солдаты не любят ячневую кашу. А напрасно. Она самая полезная из всех. В Древнем Египте есть ее разрешалось только фараонам и старшим жрецам храмов. Ученые говорят, что там выращивалось мало ячменя, большинство полей занимала пшеница. Все прочие египтяне, которые осмеливались попробовать эту кашу, подлежали казни. В Древнем Риме ячневой кашей кормили гладиаторов, потому как она не дает человеку жира и полностью перерабатывается в мышечную ткань.

Кроме того, она является и мощным энергетиком, придает человеку немало сил. Кстати, как и перловая каша. Эту крупу делают из того же ячменя. В армии ее почему-то не уважают и презрительно зовут кирзой.

Мой воинственный сосед свой пыл, кажется, уже потерял, когда травмировал и вторую руку. Какой, в самом-то деле, из этого калеки боец может получиться? Да еще скорее всего при челюсти, сломанной моим коленом.

Этот удар у меня отработан хорошо. Несколько лет тяжелой тренировки сказались, выдали очень даже неплохой результат. Хотя до этого мне приходилось использовать колено только на занятиях, при ударах по боксерскому мешку.

Все потому, что в рукопашную схватку с настоящим противником спецназу вступать приходится достаточно редко. Мне вот за все годы службы сначала командиром взвода, а потом и ротным такой случай выпадал только однажды. Да и то мы обошлись тогда применением малых саперных лопаток. Два моих отделения просто изрубили в куски примерно равное нам количество бандитов. Сделано это было за считаные секунды, так стремительно, что никто из наших противников и крика издать не успел.

Тогда мы хорошо воспользовались тем обстоятельством, что бандиты кичатся своей мужественностью. Им было стыдно кричать и просить о помощи.

Поэтому, изрубив линию обороны, мы беспрепятственно подошли к восьмерым главным действующим лицам того боя — иностранным инструкторам-арабам и к самому эмиру. Эти герои уже кричали, на коленях просили о пощаде. Но нам нисколько не было их жалко.

Настоящее мужество проявили только бойцы первой защитной линии. Они полегли на месте, но не отступили. Никто из них не попытался убежать. Да и времени им на это отпущено не было. Наши лопатки рассекали воздух с жутким свистом.

Несмотря на свои навыки бойца и умение терпеть боль, приобретенное в спорте, Исрафил был не из тех, кто не отступает. Но гордость в нем все же горела ярким пламенем. Ему было стыдно признать свое поражение. Тем более от меня. Ведь внешне я никак не выглядел непобедимым бойцом. Моя мускулатура никого не поражала своими гипертрофированными формами.

Камалов давно вернулся в сознание, но лежал тихо, не шевелился, изображал, будто находится в глубоком отрубе. Если бы у него и на самом деле было такое состояние, то мне следовало бы вызвать ему врача. Кстати, перелом челюсти часто совмещается с сотрясением мозга.

Мне трудно было сказать, сколько серого вещества находилось в голове такого бойца, но сотрястись могло и совсем уж минимальное его количество. Тогда моему соседу потребовался бы нейрохирург. В тюремных лазаретах таких специалистов обычно не держат.

Я ничем не мог помочь парню. Но, судя по тому, что он скоро благополучно уснул и даже стал тихонько похрапывать, беспокоиться мне не стоило. Человек с таким умом и здоровьем очухается даже после лобового столкновения с танком. Может быть, даже быстрее, чем эта стальная громадина. С меньшими для себя повреждениями.

Как раз к тому моменту, когда Исрафил начал похрапывать во сне, на этаже был объявлен отбой. Я разделся, аккуратно сложил одежду на табурете, который, как и тумбочка, не был вмурован в бетонный пол, лег на спину и уснул сразу, по собственному приказу.

Сплю я всегда чутко. Сказывается работа подсознания, которое никогда не отключается, круглые сутки соблюдает настороженность, приличествующую офицеру спецназа. Потому во сне я не беспокоился из-за соседа.

Он вряд ли мог напасть на меня, не имел возможности действовать поврежденными руками. Сломанная челюсть делала такое мероприятие еще более рискованным. Любой мой удар по этому месту вмиг отозвался бы жесточайшей, нестерпимой болью.

Сразу после перелома человек находится в состоянии аффекта и может не почувствовать боли. Известны случаи, когда боксеры со сломанной челюстью и даже рукой доводили бой не только до конца, но и до победы.

Через некоторое время возникнет острая боль. Рано или поздно она перейдет в ноющую, но будет возвращаться в прежнюю форму при любом неосторожном движении челюстью. При касании ее рукой, своей или, что еще опаснее, чужой, человек становится небоеспособным. Боль сразу бьет по голове кувалдой, вонзается острыми вилами, затмевает разум, не позволяет ни о чем подумать.

Поэтому мне казалось, что опасаться соседа уже не стоило. Я уснул, через некоторое время очнулся, как всегда, сразу с ясной головой и с пониманием ситуации.

Я бросил взгляд в сторону. Исрафил спал или просто лежал на боку, повернувшись ко мне спиной. Спортивная майка на его спине задралась, и я увидел брючный ремень. Это было странным. Обычно вертухаи забирают их у подследственных вместе со всеми режущими и колющими предметами.

Если надзиратели не взяли у него ремень, значит, этот парень не был арестантом. По крайней мере таким, как все остальные. Но тогда у него в карманах или еще где-то могло оказаться и оружие.

Я посмотрел на тумбочку соседа. Пока я спал, он пытался поесть. Поковырял в миске ложкой, но прожевать кашу, видимо, не сумел. Сломанная челюсть помешала ему это сделать.

Такое состояние соседа меня утешило. Сильный организм всегда требует подпитки. Если человек даже есть не может, то о нападении с его стороны вообще не стоит беспокоиться.