Алеша - Анри Труайя

– Оставь. Он сказал это, чтобы позлить тебя!

Месье Колинар призвал к тишине взбудораженный класс и заключил:

– Я уверен, Крапивин пережил все, что рассказал. Даже если он и приукрасил действительность, его следует поздравить. Задание выполнено тщательно и с чувством.

Инцидент был исчерпан. Однако, несмотря на похвалы учителя и восхищенные взгляды Тьерри, радость Алексея была омрачена. Мысль о том, что один из одноклассников, пусть даже недоброжелательный задира, заподозрил его во лжи, возмущала, как публичное оскорбление. Ему показалось, что, поделившись своими воспоминаниями, он потерял что-то очень ценное – семейное сокровище, свою самую большую тайну. Но ведь речь шла о прошлом, от которого он отказывался. Он почти сожалел о том, что рассказал о нем в «дневнике»; поди разберись во всем этом!

Во время переменки к нему подошел Тьерри и веско сказал:

– Молодец!

От этого единственного слова на сердце стало легче, на глаза навернулись слезы. Алексей точно не знал, что больше утешило его – одобрение друга или мысль, что родители с радостью узнают о том, что он рассказал французам об их трагическом бегстве из России. Однако из-за странного чувства стыдливости он, вернувшись домой, не обмолвился ни словом о теме, которую выбрал для своего еженедельного рассказа.

С самого начала обеда Алексей пытался заставить себя интересоваться разговором родителей с гостями – господином и госпожой Гутуевыми. Однако он уже сто раз слышал эти глубокомысленные рассуждения о просчетах французской политики во взаимоотношениях с Советами, о глупых раздорах между эмигрантами, одни из которых были монархистами, а другие – либералами, и о том, как трудно найти в Париже честную и хорошо оплачиваемую работу. По правде говоря, французы посмеивались над этими изгнанниками с аристократическим прошлым, ставшими шоферами такси, токарями или портье в ночных кабаре. Госпожа Гутуева – полная, проворная, словоохотливая дама – рассказала, как она отхватила благодаря объявлениям место мотальщицы, не зная даже, в чем заключалась эта работа. Радостное настроение, едва она вошла в мастерскую, заполненную женщинами в серых халатах, сменилось растерянностью. К счастью, старший мастер, «самый что ни на есть настоящий француз», узнав, что она русская, посочувствовал ей и быстро обучил технике электрической намотки нитей на стержень. Причина его снисходительности была проста: добряк – старый служака – хвастался тем, что в декабре 1918 года высадился с французским дивизионом в Одессе, чтобы поддержать белых в борьбе с большевиками. Во время своего кратковременного пребывания там он научился десятку русских ругательств и отпускал их в гинекее,[7] где работали французские женщины. Восхищенная госпожа Гутуева пригласила его к себе на ужин.

– Он очень простой, – сказала она. – Но для нас, эмигрантов, важно, какое у человека сердце!

– Как бы то ни было, – заметил господин Гутуев, – но он не прочь хорошо покушать. И любит русскую кухню!

– И не он один в Париже! – подхватила Елена Федоровна. – Несколько дней назад у нас обедал лицейский друг нашего сына – молодой француз. Так вот, ему очень понравились мои закуски! Приятно было смотреть, с каким аппетитом он ел.

Упоминание имени Тьерри вернуло Алексея на землю. Он вновь оказался в чужом мире. Госпожа Гутуева говорила теперь о двух своих сыновьях, Иване и Глебе, десяти– и двенадцатилетнем мальчиках, которые тоже учились в одном из французских лицеев – лицее Джансон-де-Сейи.

– Однако, – продолжала она, – я хочу, чтобы вместе с образованием, которое получают в лицее, они бы унаследовали наши национальные традиции. Поэтому я их записала в группу русских бойскаутов. Они ходят туда по воскресеньям. Учат патриотические песни и присягу знамени… Хорошо бы вам отправить туда и вашего Алешу.

Алексей покраснел при этих словах и опустил голову. Все что угодно, но только не это лицемерие во имя легендарного прошлого потерянной страны! Угадав мысли сына, Елена Федоровна сказала:

– Не думаю, чтобы Алеше именно так захотелось проводить свое свободное время!

– Речь идет не о времяпрепровождении, а о лучшем способе пробудить у нашей молодежи любовь к родине!

Вмешался Георгий Павлович:

– Это, конечно, очень хорошо… Но каждый из нас русский по-своему. Алеша более сдержанный, более скрытный…

– Тем не менее надо было бы попробовать. Результаты потрясающие. Иван и Глеб стали ангелами с тех пор, как начали ходить на эти собрания!

Алексей облегченно вздохнул. Он был признателен родителям за то, что неожиданно они встали на его защиту, в то время как должны были бы поддержать чету Гутуевых. Приступили к десерту. Алексей с трудом выдерживал взгляды взрослых. Только бы не спросили прямо о причине отказа. Вдруг госпожа Гутуева, наклонившись к нему, сказала примирительным тоном:

– Если бы ты пошел туда, то мог бы найти себе хороших друзей среди русских детей. Есть прекрасные ребята, и все из хороших семей!

– Мне не нужно новых товарищей, – пробормотал Алексей.

Она продолжала настаивать:

– Отчего же? Что тебя не устраивает? Во всяком случае, не то, что они русские?

– Нет.

– Тогда что же? Поясни, Алеша.

Алексей растерянно посмотрел на мать. Она, конечно, переживала оттого, что он оказался в положении обвиняемого, и в который раз ответила за него:

– У Алеши свой взгляд на эти вещи… Думаю, что со временем…

– А я, – отрезал господин Гутуев, – я считаю, что, теряя время, мы оказываем плохую услугу нашей молодежи. Если мы не станем поддерживать в наших детях уважение к священным ценностям, которые составили славу России, у них вскоре не будет ни воспоминаний, ни родины, ни ностальгии, ни почитания предков – ничего!..

Казалось, что этот коренастый, усатый мужчина, хотя и был одет в костюм, так и не расстался с военной формой. Полковник в отставке армии Врангеля – теперь служащий водоканала – посмотрел на Алексея строгим взглядом.

– У них будет что-то другое, – сказала Елена Федоровна.

– Ну что ж, ты и в самом деле не хочешь? – продолжила госпожа Гутуева, вновь обращаясь к Алексею. – Если бы ты решился, все было бы очень просто: я бы попросила Ивана и Глеба зайти за тобой…

Алексей взорвался и, вскочив со стула, прокричал:

– Нет! Нет! Нет!

И выбежал из комнаты. Но куда деться после такой выходки? Испугавшись скандала, который вызвал, не подумав о последствиях, он закрылся в комнате родителей. Растянувшись на кровати, он ругал себя за то, что не смог сдержаться. Ведь, выступив против Гутуевых, он оскорбил отца и мать! А он их так любил! Он никогда не давал им почувствовать этого, ведь он был так далек от их занятий и увлечений! «Я – грубиян, эгоист, чудовище!» – повторял он в отчаянии.