Сотый рейс «Галилея» (книга 1) - Евгения Лопес

Расположение мест, схему размещения гостей за столиками на четыре персоны, порядок обслуживания, даже порядок движения по залу (как выразилась миссис Хорн: «Лучший официант — это невидимый официант»). Названия и рецепты огромного количества сложных изысканных блюд (многие продукты неземного происхождения он увидел впервые в жизни). Сервировку стола — различную к завтраку, обеду, чаю и ужину, а также особую — к вечернему и ночному «барному» обслуживанию и так далее, и так далее…

Познакомился с коллегами: их было семеро, и все — земляне. Пятидесятилетние супруги — американцы Бен и Грейс, скромные, малоразговорчивые и постоянно переглядывавшиеся друг с другом; сестры — близнецы лет двадцати, китаянки Цинь и Лю, с одинаковыми гладкими волосами, прическами «конский хвост» и задорными улыбками и трое мусульман в возрасте двадцати пяти — двадцати восьми: Саид, Ахмед и Мохаммед, тихие, вежливые и обходительные. Шеф — повар, француз Поль-Анри Марсо, добродушный толстяк с элегантной проседью в пепельных волосах, приветливо похлопал его по плечу и хмыкнул: «Тебя, значит, звать Алан. Ладно, запомним…»

Редкие свободные минуты Алан посвящал изучению устройства космического корабля. Оно было довольно стандартным — «Галилей» состоял из нескольких отсеков, соединенных короткими переходами. Самым большим был, разумеется, пассажирский. Поскольку люди проводили в путешествии от одной планеты до другой от нескольких дней до нескольких недель, то, помимо кают, здесь имелось все для заполнения досуга: небольшой кинозал, спортзал, бассейн, библиотека аудио- и видеодисков с произведениями вселенской литературы, игровой зал с бильярдом, казино и компьютерными играми. На нижней палубе был устроен также «зимний» сад, с аллеями и скамеечками, словно в обычном земном парке, и так называемой «обзорной» — небольшой площадкой с огромными, от пола до потолка, иллюминаторами и четырьмя телескопами — для желающих полюбоваться красотами космоса. Ниже пассажирского располагался грузовой отсек с двумя отделениями — для багажа и для провозимых животных. Хозяева могли в любое время навещать своих питомцев.

В служебном отсеке, в двухместных каютах предстояло жить Алану и другим официантам, а также поварам, горничным, убиравшим пассажирские каюты и прочему обслуживающему персоналу. Были еще технический и инженерный отсеки, вход в которые и пассажирам, и обслуживающим работникам был запрещен. И, разумеется, отсек пилотский, где и располагалась святая святых — капитанская рубка, куда таких, как Алан, допускали только в исключительных случаях по разрешению службы безопасности. Каждая межотсечная дверь на «Галилее» была снабжена специальным сканером чипов с целью распознавания степени допуска, и при передвижениях по кораблю приходилось постоянно прикладывать к дверным пультам левое запястье.

На короткой летучке всем работникам «Галилея» были представлены пилоты — итальянец Чезаре Бракко, индус Суреш Талвар и штурман — кубинец Пабло Морено. Мистер Бракко, серьезный худощавый брюнет с густой волнистой шевелюрой, произнес короткую речь о слаженной и дружной работе всего экипажа; мистер Талвар, смуглый коренастый крепыш с густыми бровями и большим горбатым носом и гибкий, подвижный, живой как ртуть молодой мулат мистер Морено одобрительно кивали. Алан, охваченный благоговением, слушал, не сводя с них глаз — подумать только, эти трое — на вид совершенно обычные люди, а ведь малейшему движению их мыслей и рук послушен громадный, сложнейший, сверхскоростной космический аппарат. И долго, долго еще пребывал он под впечатлением встречи с капитанами…

В последний день миссис Хорн устроила ему настоящий экзамен, жесткий и подробный. Она выспрашивала самые незначительные нюансы и малейшие мелочи из всего, что он успел узнать. Но, поскольку желание Алана работать в космофлоте было невероятно велико, велико было и старание при обучении, и, несмотря на недосыпание и усталость, он подробно и верно ответил на все вопросы, в том числе самые сложные и каверзные. Миссис Хорн была даже несколько обескуражена таким рвением и снисходительно его похвалила.

Наконец наступил день отлета. Он проснулся в полшестого утра и уже не мог сомкнуть глаз. За окном слабо шуршал вялый, туманно — расплывчатый дождь. Поворочавшись с полчаса, Алан спустился вниз, на кухню, и застал там маму, сидевшую за столом над полной остывшей чашкой чая и смотревшую куда-то мимо картин, мелькавших на включенной телепанели.

Увидев вошедшего сына, мама встала и обняла его — крепко, и Алан почувствовал, как становится мокрой на плече его новенькая голубая форменная рубашка. Сглотнув образовавшийся в горле комок, он сказал:

— Не плачь, пожалуйста, не плачь, мама. Все будет хорошо.

Мама чуть отстранилась и долгим, внимательным взглядом поглядела в его глаза.

— Мой малыш… Ведь ты улетаешь не куда-нибудь, а в космос… Ну как я могу быть спокойна?..

Алан ободряюще улыбнулся.

— Я не малыш, мам, мне уже 17. И мне очень повезло с этой работой. Я буду летать, зарабатывать, мы тебя вылечим и у нас все будет замечательно. Настраивайся на хорошее и прекращай беспокоиться. Прямо сейчас, слышишь? Тебе вредно…

Мама вздохнула.

— Я постараюсь… Хочешь кофе?

— Да, я сварю сам.

— Нет, позволь мне для тебя…

Алан уселся за стол. Подошел Ник, чуть шатаясь спросонку, положил голову ему на колени и умильно осклабился, надеясь, видимо, на бутерброд.

— Ну что? — усмехнулся Алан, почесав ему за ухом. — Готов к полету, астронавт?

На недавнем семейном совете было решено, что Алан возьмет Ника с собой в рейс. Собственно, на этом настоял Алан, решив, что без животного маме будет легче. Провозить своих питомцев работникам космофлота не запрещалось, а поскольку кормили обслуживающий персонал бесплатно, он рассчитывал делить свои порции на двоих.

— Ничего, не пропадем, правда, Ник, дружище?

Ник согласно заурчал; похоже, ему было все равно, где находиться, главное — чтобы рядом с хозяином.

Мама поставила перед Аланом чашку ароматного дымящегося кофе и тарелку с бутербродами, половина из которых тут же отправилась в пасть ларку. Дождь за окном стихал, мама сидела напротив, подперев рукой подбородок и все смотрела, смотрела на него, словно пытаясь наглядеться впрок, на несколько недель вперед. Часы показывали полседьмого; в 7-00 к остановке подходил автобус, следующий в космопорт, и именно на него должен был сесть Алан, чтобы не опоздать на работу.

— Ну, я пойду собираться, — сказал он, поднимаясь; мама кивнула.

В своей комнате он бросил в наполненную с вечера дорожную сумку зубную щетку, застегнул молнию, и, окликнув Ника, вышел на крыльцо.

Дождь закончился; облачные лохмотья медленно расходились в разные стороны, словно распахивались гигантские небесные шторы, и в обнажавшемся голубом проеме появлялось свежее, выспавшееся солнце. Умытые деревья миллионами зеленых ладоней аплодировали восхождению светила на трон, а воздух вокруг буквально сочился, истекал легкостью, бодростью, звонкой радостью летнего утра…