Дистанция спасения - Саманта Швеблин

– Это я прекрасно могу понять.

– Да, каждая мать такое поймет. Ну вот, я, разумеется, сразу бросилась туда. Но, сделав всего несколько шагов, остановилась как вкопанная. Он хоронил утку, Аманда.

– Утку?

– Ему было всего четыре с половиной года, и он хоронил утку.

– А почему он хоронил утку? Они что, залетают сюда с озера?

– Да. Я окликнула его, но он не отозвался. Я присела на корточки, потому что он смотрел вниз, а мне хотелось увидеть его лицо, мне хотелось понять, что происходит, и не только с уткой, но и с ним самим. Лицо у него было красное, а глаза распухли, как будто он долго плакал. Он копал землю своей пластмассовой лопаткой. Ручка лопатки была уже сломана и валялась рядом, и теперь Давид ковырял землю оставшимся квадратиком, который был чуть больше его руки. Утка лежала тут же, сбоку от него. Глаза у нее были открыты, и лежала она так, что шея казалась длиннее и гибче, чем бывает в действительности. Я попыталась выяснить, что же случилось, но он так и не поднял на меня глаз.

Я хочу тебе кое-что показать.

Нет, теперь я сама буду решать, на какой истории нам следует сосредоточить внимание, Давид. Скажи, то, что рассказывает сейчас Карла, не кажется тебе важным?

Не кажется.

Твоя мама курит, а Нина носится вокруг колодца, давая выход своей неуемной энергии. И сейчас именно это будет для нас важно.

– На самом деле, – продолжает рассказывать Карла, – если твой сын забивает до смерти утку, или сворачивает ей шею, или приканчивает любым другим способом, в этом, возможно, и нет ничего жуткого и чудовищного. Здесь, в деревне, такое не редкость, а в городе, думаю, случаются вещи и похуже. Но несколько дней спустя я поняла, как это произошло, потому что увидела собственными глазами.

– Мамочка, – говорит Нина. – Мамочка! – Но я не обращаю на нее внимания, меня интересует сейчас только Карла, и Нина снова убегает.

– Я загорала в саду за домом. Где-то метрах в десяти начинается поле, засеянное рожью. Оно не наше, Омар арендует его у соседей, и мне это нравится, потому что сад кажется меньше и уютнее. Давид сидит рядом с моим шезлонгом, играет на траве во что-то свое. Вдруг он вскочил и уставился на поле. Так и стоял спиной ко мне, маленький, в очень необычной позе – руки опущены вдоль тела, кулачки сжаты, словно он внезапно увидел что-то опасное и словно это что-то его сильно напугало.

Давид, у меня, кажется, плохо с руками.

С руками? Сейчас?

Да, сейчас.

– Вот так неподвижно, спиной ко мне, Давид стоял минуты две. Это долго, Аманда. А я тем временем не знала, окликнуть его или нет, но почему-то боялась нарушить тишину. Тут что-то мелькнуло во ржи. И появилась утка. Но шла она очень уж чудно. Делала один-два шага в нашу сторону и останавливалась.

– Как будто чего-то боялась?

Я прислушалась и услышала, что Нина бегает вокруг колодца и повторяет свое “Мы в восторге”, “Мы в восторге”, “Мы в восторге”. Я услышала ее смех, а еще эхо от него, которое то приближалось, то удалялось. Карла выпустила изо рта сигаретный дым, но не торопилась ответить на мой вопрос, долго его обдумывая.

– Нет. Скорее словно у этой утки уже совсем не осталось сил. Вот как она шла. И тут они посмотрели друг на друга, Давид и утка, клянусь тебе, они несколько секунд смотрели друг на друга. Потом утка сделала еще пару шагов, ставя одну ногу накрест перед другой, как будто была пьяной и перестала контролировать свои движения. Потом попыталась сделать еще шаг и рухнула на землю – уже бесповоротно мертвая.

У меня дрожат руки, Давид.

Дрожат руки?

Кажется, да, дрожат, впрочем, сама не пойму. Наверное, это из-за истории, которую рассказывает Карла.

Скажи, тебе только кажется, что у тебя дрожат руки, или они у тебя и на самом деле дрожат?

Сейчас я смотрю на свои руки, но не вижу, чтобы они дрожали. Это имеет какое-то отношение к червям?

Да, скорее всего, имеет.

Я смотрю на свои руки, но Карла продолжает рассказывать. Она говорит, что на следующее утро, когда мыла посуду, увидела в окно еще трех мертвых уток – они лежали так же, как та, вчерашняя.

Мне надо знать, что еще происходит с твоими руками.

Так это правда, Давид? Неужели ты убил всех этих уток? Твоя мама говорит, что ты сам их всех похоронил и каждый раз плакал.

– Я все это видела в окно, Аманда, – одну ямку рядом с другой. Я стояла с недомытой кастрюлей в руках и смотрела. Но не могла заставить себя выйти в сад.

Это правда?

Я их похоронил, похоронить не значит убить.

Карла говорит, что было кое-что еще, кое-что похуже, и она хочет рассказать мне и про это тоже.

Аманда, надо, чтобы сейчас ты все свое внимание отдала мне, я должен кое-что показать тебе.

Карла говорит, что это связано с собакой, с одной из собак сеньора Хесера.

Чем дальше, тем более жуткие вещи она будет тебе рассказывать, но если ты прямо сейчас не оборвешь эту историю, я не успею показать тебе то, что должен, нам просто не хватит на это времени.

Не знаю, что тебе ответить, сейчас я целиком захвачена историей, которую рассказывает Карла.

Ты видишь меня?

Да.

Где я?

Я успела забыть, где ты, забыла, что ты и вправду находишься здесь, рядом, что ты сидишь на краю моей кровати. Кровать высокая, и твои ноги не достают до пола, а если ты двигаешь ногами, начинает скрипеть железная сетка под матрасом. Все это время я видела сон.

Где мы сейчас?

Я знаю, где мы. В пункте скорой помощи, и мы здесь уже давно.

А знаешь, сколько времени ты здесь, если быть точными?

День, пять дней.

Два.

А Нина? Где сейчас Нина? Те мужчины, которые разгружают бидоны, улыбаются, проходя мимо нас, они очень дружелюбны, но вот она встает с травы и показывает свое платье, показывает руки, и руки у нее мокрые, но это не роса, ведь это не роса?

Нет, не роса. А ты могла бы подняться?

Встать с кровати?

Сейчас я с нее слезу.

Скрипит сетка.

Ты меня видишь?

А с чего ты решил, что я тебя не вижу?

Спускай ноги на пол.

Почему ты в пижаме?

Если тебе удастся пройти дюжину шагов, мы попадем в коридор.

Где Нина? Мой муж знает, что я здесь?

Если хочешь, я могу зажечь свет.

Твоя мама говорит, что собака подошла прямо к крыльцу, к самой лестнице, и сидела там почти полдня, до самого вечера. По словам Карлы, она несколько раз спрашивала тебя про собаку, но ты всякий раз отвечал, что собака – это не важно. Потом заперся у себя в комнате и наотрез отказывался выйти. Она говорит, что, только когда ты увидел, что собака упала замертво, как до этого утки, ты вышел из дома, оттащил собаку в сад за домом и похоронил ее там.