Кудесница для князя - Елена Счастная

Когда совсем стемнело, Таскув собралась идти на холм. Она взяла с собой бубен, а ещё прихватила мешочек с травами и факел, чтобы разжечь на вершине огонь, да и не заблудиться. Ведь тропа, уверенно ведущая через лес к Мань-Пупу-Нёру на равнине исчезла, как по колдовству. Вот была, широкая и вполне хоженая, а потом резко пропала за очередным торчащим из земли камнем. А уж на вершину той тропы и сроду не было. Идти придётся, слушая голоса духов, которые и от скользкого склона уберегут, и короткий путь укажут. Идти на вершину долго и утомительно, зато, оказавшись там, от прилива силы захочешь взлететь. Елдан пообещал, что никто на холме Таскув не побеспокоит – он с сыновьями проследит – но и так может было не сомневаться, что никто из чужеземцев пойти за ней не решится.

Она отправилась наверх по невидимой другим тропе, освещая путь факелом. Каждый шаг по крутому скользкому склону давался тяжелее предыдущего и казалось, что силы оставят полностью ещё до того, как сумеешь пройти хотя бы половину пути. Грязь расползалась под ногами, пару раз Таскув падала на колени и пачкала руки. В голове гудело, будто бы тяжёлым камнем обрушивалась на неё злая воля великана Торева. Скоро Таскув вышла из леса, где от ветра и непогоды укрылись её спутники, на голый бок горы. Сумасшедший ветер едва не сдёрнул одежду, зазвенели оловянные фигурки на парке. С головы слетел капюшон, перехватило дыхание, и заслезились глаза. Захотелось повернуть назад, под надёжное укрытие тайги, где среди густо растущих елей и лиственниц едва протиснется даже самый лёгкий ветерок.

Но Таскув перевела дух и пошла дальше, крепко держась за ремень бубна, словно за единственную опору.

Несколько раз она садилась отдыхать, укрываясь с подветренной стороны холма, берегла огонь, чтобы его, не дай Най-эква, не задуло. Вставать на ноги с каждым разом становилось всё тяжелей, лёгкие сжимались в тугой горячий комок. Но она шла, стараясь не думать, сколько ещё саженей впереди.

Поднялась на вершину Таскув только к середине ночи. Уже зашлось слабым свечением небо на востоке, одна за другой начали гаснуть звезды среди облаков. Перед глазами словно вырастали каменные идолы. Каждый не меньше десяти саженей в высоту, а самый большой – и все двадцать. И как будто бы не было тяжёлого пути сюда – из самой земли здесь сочилась сила, омывала невидимыми потоками каждый камень.

Таскув пошла к столбам, чувствуя себя несчастной пылинкой, самой маленькой веточкой мха по сравнению с ними. Она отыскала старое кострище, почти совсем размытое дождями, уложила на него собранные по дороге ветки и от факела разожгла огонь.

Затем расстелила на земле войлок и села у костра, медленно обводя взглядом огромные ребристые изваяния вокруг. Вот одно, стоящее чуть в стороне – это Торев-медведь. А остальные, рядком расположившиеся за ним – его братья. Если пройти чуть дальше, можно увидеть вдалеке плоскую гору Койп, где упал его бубен.

Таскув дышала медленно, глубоко и ждала. Скоро будто бы упругие змеи обвили тело. Всё туже сжимались их кольца, проникали сквозь кожу в самое нутро. А она становилась больше, росла, ширилась, и скоро сравнялась с истуканами. Взглянула вокруг с их высоты, и огромные лёгкие заполнились свежим, пьянящим воздухом. Она понеслась вперёд над бескрайней тайгой, над обширными равнинами, поросшими белым мхом. Увидела земли, которые раньше принадлежали её племени, небрежно брошенные ленты рек и зубцы старых гор. И обхватывала её со всех сторон мудрая тишина.

– Не торопись стать женой Унху, – словно эхо, прозвучал чей-то голос. И Таскув узнала – это Ланки-эква – хоть никогда с ней не встречалась.

– Но почему? Ведь я люблю его.

– Тогда ты не сможешь сделать большое дело. Унху спеленает тебя, не даст развернуться силе, что живёт в тебе. А её нельзя сдерживать.

– Я сама откажусь от неё, если будет нужно.

– И будешь жалеть…

Таскув упала в свое тело, и оно будто разбилось на сотни осколков, но всё же собралось воедино с большим трудом. Она открыла глаза. Совсем рассвело. Солнце расплескалось по лесам и горам, одаривая наконец по-настоящему весенним теплом. Камни разогрелись, а костёр давно потух, сожрав все до единой ветки.

Наверное, в становище её уже схватились. Таскув встала, бодрая, словно крепко проспала всю ночь, и отправилась вниз по холму. Обратный путь показался гораздо короче. Ещё не минул полдень, когда склон закончился, а чуть погодя среди тёмных еловых стволов завиднелся и лагерь. Издалека Таскув обострившимся чутьём почувствовала, что там что-то случилось. Она прибавила шагу, и первыми увидела Отомаша с Елданом, которые крепко о чём-то спорили. Вогулу не хватало чужеземных слов, чтобы высказать воеводе всё, что о нём думает. А тот и вовсе его языка не знал, а потому не всегда понимал, что ему говорят. Оттого оба злились ещё сильнее.

– Лучше не подходи к ним сейчас, – Смилан перехватил Таскув, когда та уже собралась вмешаться.

– Да что случилось? – она вопросительно посмотрела на воина, а потом огляделась вокруг, стараясь понять.

Внутри похолодело, когда среди муромчан она увидела мрачного и крепко побитого Унху, а рядом с ним – напуганную донельзя Эви.

– Их поймали сегодня под утро недалеко от лагеря, – пояснил Смилан. – Все ждут, что ты нам расскажешь, откуда они тут взялись.

[1] Мир-Сусне-Хум (вогульс.) - “за миром наблюдающий человек”. Главный покровитель людей. Он наблюдает за жизнью людей, заботится о них, выступает посредником между людьми и богами. К нему обращаются шаманы.

Таскув шагнула было к пленникам, но вперёд неё поспела Евья, вцепилась в воина, что придерживал под локоть Эви – не слишком-то, надо сказать, крепко. Та и сама от страха с места двинуться не могла. А тётка налетела на стража неистово, словно тот руки дочери выкручивал, и будь у неё клюв, в мгновение ока заклевала бы насмерть.

– Пусти её, чего схватил ручищами своими! – прокаркала она по-вогульски.

Муромчанин лишь взглянул на неё удивлённо, ни слова не разобрав. Отмахнулся небрежно, но тётка вновь впилась пальцами в его рукав, дёрнув на себя. На этот раз муж оттолкнул её сильнее.

– Да сгинь ты, дурная! – рявкнул, посмотрев на Смилана, опасаясь, видно, его неодобрения.

Но тот останавливать его не стал. Всё благодушие сошло с лица воеводова сына, суровая складка залегла между бровей. Он не сводил с Таскув выжидающего взгляда, а она не знала, куда от него деться. Сквозь землю провалиться сейчас была бы непрочь.

Евья продолжала нападать на воина, но никто ее не трогал, а тот вяло отмахивался. Стихал за спиной спор Отомаша с Елданом – знать, они так ни до чего и не договорились. Видно, охотник своих всё же защитить пытался, убеждал, что без злого умысла они за отрядом шли. А уж чего они сами наговорил успели – то боги ведают. Но что бы ни сказали, а муромчане им не больно-то верили.

Таскув подошла и отвела тётку Евью в сторону. Та, всхлипывая от обиды за дочь, повиновалась, встала под ближайшей елью, утирая слёзы рукавом.