Реквием для меццо - Кэрола Данн

— Нет?

— О, я не стану полоскать чужое грязное белье на публике, мораль не позволяет. — Она замялась. — Вы ведь расскажете инспектору?

— Да, я не вправе ничего от него скрывать, расследуется убийство.

Оливия поежилась.

— Что ж, пусть лучше от вас узнает, чем от Эрика или даже от меня самой. А вот и тот душка-детектив. Кто следующий на эшафот?

— Мисс Блейз? — обратился к ней Пайпер. — Можно вас побеспокоить?

Бросив на Дэйзи полный иронии взгляд, Оливия удалилась.

Дэйзи подумала, что все же симпатизирует ей, несмотря на вызывающее поведение. Она посмотрела на Кокрейна. Тот глядел вслед Оливии так, что было ясно: он ее желает и в то же время боится, что она все расскажет полиции.

Когда он повернулся к своей расфуфыренной жене, взгляд его мгновенно изменился. Ее напудренное лицо выглядело бесстрастно, невозможно было понять, заметила она что-нибудь или нет.

— Сеньорита! — Мисс Делакоста опустилась на складной стул рядом с Дэйзи с такой жеманной грацией, словно это был королевский трон. Платье малинового бархата еще больше подчеркивало пылкость ее натуры. Покосившись на Говеров — Гилберт Говер старательно не смотрел в ее сторону, — она заговорила приглушенным, дрожащим от волнения голосом: — Вам я рассказать все!

— Все? — осторожно переспросила Дэйзи. Она была не очень-то готова услышать признание в убийстве.

— Да, все! Я ужасно ревновать! Мой дорогой Жильберто, он часто встречать эту Беттину с золотыми волосами. Как я ее ненавидеть! О, я бы с наслаждением выцарапать ей глаза! Когда она упасть мертвый, я так радоваться!

— Но если вы думали, что он теперь будет с вами…

— Простите?

— Раз Беттина мертва… мистер Говер… полностью ваш, если не брать в расчет жену, почему же вы обвиняете его в убийстве?

— Вот это я и приходить объяснять! Когда я закричать Asesino, вы быть рядом, я знаю — вы слышать.

Мощное сопрано слышали, наверное, все, кто был в зале.

— Да, — признала Дэйзи.

— Сначала я думать, Жильберто убить ее, потому что не хотеть больше быть ее любовником, а хотеть быть только мой. Это меня осчастливить, я бы отдавать свой жизнь за него и никогда не кричать Asesino. Я смотреть на него и восхищаться, и он это видеть. Он бояться, так он сказать. Он давно не любить Беттину, а часто ее видеть, потому что обещать. А она ему: «Когда ты это сделать? Когда? Когда?»

— Сделать что?

— Тогда я не знать. — Мисс Делакоста пожала внушительными плечами. — А теперь знать: она мешать, вот он ее и убивать, не из-за меня. Вот я и кричать.

Сбитая с толку этим запутанным объяснением, Дэйзи попыталась начать с самого начала:

— Вы считаете, что мистер Говер убил Беттину?

— Я?

Если бы она произнесла это на сцене, даже зрители на самых дальних рядах сразу бы поняли, как сильно она удивилась.

— Жильберто не убивать Беттина. Он так мне говорить. Я же объяснять, а теперь вы сказать это вашему друг, который из полиция.

— Мисс Делакоста, — возник рядом Пайпер. — Господин старший инспектор желает переговорить с вами. Будьте так любезны, мадам.

Мисс Делакоста величественно проследовала к выходу, словно героиня трагедии — на эшафот, оставив Дэйзи гадать, что это было. Возможно, испанскому идальго (если она правильно вспомнила слово) честь не позволила бы отрицать свою вину, а для сеньориты Делакоста тенор-валлиец был что идальго, и раз Говер говорит, что не убивал Беттину, значит, не убивал.

«Конечно, Алека такое объяснение не устроит», — подумала Дэйзи. Судя по нервному взгляду, которым тенор проводил любовницу, он тоже так думал.

Говеры о чем-то посовещались и встали. Мистер Говер направился через всю комнату к Кокрейнам, а его бесцветная толстушка-жена — к Дэйзи.

— Надеюсь, вы не против, — начала она с извинения. — Нас не… то есть вы, должно быть, недоумеваете, кто я такая, но…

— Вы миссис Говер, правильно? Ария мистера Говера тронула меня до слез.

— Ingemisco? Правда ведь хорошо спел?

Она с такой готовностью ухватилась за комплимент своему гуляке-мужу, что Дэйзи вновь захотелось плакать, но уже по другому поводу.

— Присядете? — торопливо предложила она. — Я Дэйзи Дэлримпл. Чета Абернати и Мюриэл Уэстли — мои соседи.

— О, вы квартируете с мисс Фотерингэй, фотографом? Мистер Абернати рекомендовал ее Гилберту для снимка в газету, и он вышел так хорошо, что мы сводили к ней детей и сделали семейный портрет.

— Да, Люси — отличный фотограф, а мистер Абернати любезно рекомендует ее своим знакомым.

— Бедный мистер Абернати, я так ему сочувствую! Хорошо еще, у них детей нет, а то бы сиротами остались. По словам Гилберта, он в жене души не чаял.

«Тем позорнее интрижка Гилберта с Беттиной, — возмущенно подумала Дэйзи, — если, конечно, мисс Делакоста все правильно поняла».

— Да, полагаю, — сухо ответила Дэйзи.

— Ему ведь стало плохо? Не знаете, как он сейчас?

— Уже лучше, по-моему.

— Похоже на грудную жабу. Я помогаю в больнице в Ист-Энде. Правда, в основном с детишками… Ах, бедные крошки! Но взрослые с грудной жабой к нам часто обращаются. Нужна таблетка тринитрина или нитроглицерина.

— О, да, помню. Я работала в госпитале во время войны, там волей-неволей наберешься таких знаний. Мистер Абернати принял лекарство, но говорить с полицией пока не может.

— Как это все ужасно! Полагаю, полицейские захотят побеседовать с Гилбертом из-за… того, что сказала мисс Делакоста.

— Старший инспектор Флетчер не так много рассказывает мне, хоть мы и друзья, миссис Говер.

— Я видела, что вы говорили с ним. — Краснея и глядя на свои сплетенные пальцы, она продолжила: — Должно быть, вы… недоумеваете, почему я не возмутилась, когда Гилберт при всех обнял ту… испанскую девицу. Вы же понимаете, творческие люди так темпераментны.

— Да, наверное, — ответила Дэйзи с сомнением в голосе.

— Видите ли, я знаю, что он мне изменяет. И смирилась с этим… Оперные дивы молоды и красивы, а Гилберт, похоже, просто не в силах устоять. Но в конце сезона они уезжают обратно в свою страну, а Гилберт возвращается домой, ко мне и детям. Он хороший отец. Дети не должны расплачиваться за грехи родителей. Какой смысл устраивать сцены!

Прямо мученица Гризельда[18] во плоти. Дэйзи считала такую безропотность малодушным попустительством. Хотя нет, не Гризельда — у той ведь отобрали детей.