Две недели в сентябре - Роберт Шеррифф

Они разглядывали плакат. В любой другой день он показался бы им насмешкой, но этим утром они могли смотреть на него с полным правом.

– Сегодня именно так все и должно выглядеть, – сказал Дик.

– Пойдемте! – позвал их мистер Стивенс, размахивая билетами. И они вышли на платформу.

Эрни не отрываясь следил за руками контролера, которые сложили билеты в аккуратную стопку и щелчком тугого компостера пробили в них треугольную прорезь; потом он поднял глаза, чтобы посмотреть, отразилось ли на лице контролера удовольствие, которое сам он на его месте ни за что не сумел бы скрыть. Скучающий вид этого человека возмутил Эрни, и он сразу же причислил его к людям, которые не понимают своего счастья. Для него было загадкой, почему бурную радость от пробивания билетов испытывают совсем немногие.

Выйдя на платформу, Эрни оказался на верху блаженства, потому что, хоть для других железная дорога и утратила свое очарование, он по-прежнему оставался в плену ее манящих тайн.

Особое значение имело не столько то, что можно было здесь увидеть и сделать, сколько то, чего ни увидеть, ни сделать было нельзя. Все было устроено так, чтобы разжигать аппетит, но не утолять его. Железнодорожные служащие как будто нарочно морочили ему голову.

Много лет он задавался вопросом, как им удалось впихнуть в то крошечное окошко человека, который продает билеты. Его засунули туда в детстве или вокруг него построили кассу, когда он был уже взрослым?

Он пережил страшное разочарование, когда романтические стены, которые он возвел вокруг этого печального узника, разрушил Дик, как-то раз указав ему на самую обычную боковую дверь. После такого железнодорожная компания слегка упала в его глазах.

И все же на одну раскрытую тайну приходилась дюжина других, которые грозили так и остаться неразгаданными и мучить его всю жизнь. Тайны прятались за дверями с надписью “Служебное помещение”, заставляя его щуриться и всматриваться через окошко в темные глубины. На маленьком кирпичном здании неподалеку от железнодорожных путей большими красными буквами было написано: “ОПАСНО”. Набранная жирным шрифтом табличка в конце платформы гласила: “ПОСТОРОННИМ ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН”. Он часто размышлял над этой фразой, со страхом гадая, какие опасности таит уходящая вдаль асфальтовая дорожка, и однажды – с дрожащими коленями и колотящимся сердцем – сделал шаг за щит с табличкой и стоял там ликующе, пока отец резко не окликнул его.

Ложась в постель, он часто снова и снова переживал этот момент – момент триумфа, раскрывший истинную сущность железнодорожных служащих. Они мошенники. Он шагнул за щит, и с ним ничего не случилось. Они просто повесили там эту табличку, потому что любят все портить – им досадно, что другие испытывают радость, которую они сами же невольно доставляют.

Железнодорожные служащие, по-видимому, были вечно чем-то недовольны, потому что они никогда ничего вам не предлагали, никогда не улыбались и не советовали попробовать то-то и то-то. На въездных воротах висело объявление, в котором говорилось о привлечении нарушителей порядка к ответственности, – и это уже сулило отличное, многообещающее начало. На билете было написано, что вы едете на свой страх и риск, что железнодорожная компания не несет за вас ответственности, что билет только на одну поездку и если вы хотите его вернуть, то сделать это надо в день приобретения. Запрещалось класть тяжелые вещи на багажную полку, высовываться из окна или выбрасывать из него предметы, которые могли бы нанести травмы путевым рабочим. А ведь можно было, по крайней мере, по-дружески сообщить, какие предметы не должны причинить им вреда.

Эрни казалось, что, когда эти вечно недовольные люди строили свою железную дорогу, они совершенно случайно наткнулись на чистый родник восторга, радости и веселья, который вызвал у них такое недовольство, что они попытались его уничтожить, закидав камнями.

Но у них ничего не вышло – стало только еще веселее. Чем больше они повторяли: “ОПАСНО”, “НЕ ДЕЛАЙТЕ ТО”, “НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТО”, чем больше грозили штрафами и привлечением к ответственности, тем больше покалывало ноги и тем сильнее колотилось сердце.

На станции уже объявили о прибытии поезда, когда Стивенсы собрались вокруг Райслипа, чтобы посмотреть, как он наклеивает бирки на багаж, и мистер Стивенс счел разумным напомнить, что не стоит разбредаться по платформе. Они увидели мистера Беннета на скамейке возле кассы, но, к счастью, он нашел себе какого-то приятеля, и его общество больше им не грозило.

Чемодан прекрасно смотрелся с новой белой биркой, наклеенной поперек выцветшей прошлогодней: мистер Стивенс очень тщательно сохранял следы прежних путешествий. Одна бирка случайно отвалилась, когда несколько дней назад чемодан достали, чтобы сложить вещи, и он аккуратно приклеил ее на место.

Они всегда чувствовали приближение поезда еще до того, как он показывался из-за поворота. На платформе царили напряженное ожидание и тишина, похожая на ту, что предвещает появление еще невидимой торжественной процессии лорд-мэра.

Наконец они услышали гудок поезда, проезжавшего по мосту прямо за поворотом.

– А вот и он! – сказал мистер Стивенс, поднимая свою сумку.

Дик перекинул плащ через плечо и подобрал теннисные ракетки; Эрни перехватил чуть повыше яхту, которую держал под мышкой; миссис Стивенс еще крепче вцепилась в свою сумку.

Поезд, казалось, бесшумно возник между двумя домами в полумиле от станции. Затем он повернул прямо на них и как будто застыл в полной неподвижности, только с его колес сыпались искры, и он постепенно увеличивался в размерах. Но очень скоро раздался грохот, и сразу же после этого они смогли разглядеть в кабине машиниста.

Эрни презирал машинистов электропоездов. Те же контролеры – вот они кто: самодовольные, напыщенные индюки, которые только и умеют что нажимать на рукоятку. Вот бы это были черные от сажи, потные люди в рабочих комбинезонах, которые качаются взад-вперед, стоя на подножке настоящего, пыхтящего паровоза!

Поезд с грохотом подъехал к платформе.

– Есть пустое купе! – воскликнула миссис Стивенс, когда вагоны начали проноситься мимо.

– Ладно, ладно, их там полно, – сказал мистер Стивенс таким тоном, что его жена смутилась.

Когда ждешь вагон в хвосте поезда, всегда возникает ужасное ощущение, что он вот-вот пролетит мимо. Тяжелый состав проносится с умопомрачительной скоростью, и кажется, что он не успеет остановиться. Даже мистеру Стивенсу, несмотря на тщательно изображаемое им спокойствие, пришлось подавить в себе стойкое желание побежать за пустым вагоном третьего класса. Но тут поезд начал замедлять ход.

Наконец мимо проскользнула вереница вагонов с голубой обивкой (первый класс), которые проехали вперед ровно настолько, чтобы перед Стивенсами остановился ряд вагонов третьего класса.

По субботам после девяти ездить из пригородов в Лондон лучше всего, потому что мест предостаточно.

– О-от это! – воскликнула миссис Стивенс, бросаясь вперед и хватаясь за ручку двери.