Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл

— Что вам? — произнес детский голос.

На этот раз говорила девочка.

— Моя сестра замерзает. Она умрет, если вы нас не впустите. Пожалуйста, откройте.

Наученная опытом, Валентина на этом не остановилась, а резко толкнула дверь, и застигнутый врасплох ребенок попятился. Прежде чем девочка опомнилась, Валентина вкатила коляску в темный узкий коридор, и дверь за ними тут же захлопнулась. Внутри стоял смрад. На ступеньках лестницы блестел маслянистый крысиный помет.

— Спасибо, — выдохнула Валентина.

Перед ней стояли трое чумазых детей: два неотличимых друг от друга мальчика и девочка с грязными светлыми волосами. На близнецах была уродливая одежда, брюки не доходили даже до лодыжек. Девочка была младше братьев. Широко раскрытыми глазами она с любопытством рассматривала кресло на колесах.

— Ваша мама дома? — спросила Валентина.

Девочка, не отрывая глаз от спиц Катиного кресла, указала на дверь и прошептала:

— Это мотоцикл?

Один из мальчиков легонько ущипнул ее за ухо.

— Глупая ты, Люба. Это для инвалидов.

Валентина открыла указанную дверь и вкатила кресло в небольшую пустую комнату, в которой было ненамного теплее, чем на улице. Грязная, вся в пятнах тряпка была натянута на окно, очевидно, чтобы хоть както спастись от холода, но от этого воздух в комнатке казался серым. Здесь пахло сырой штукатуркой и немытыми телами.

— Извините, что мы ворвались к вам.

На краю узкой кровати сидела женщина и кормила грудью младенца. Одежда на ней была рваная, и тело ее было сухим и костлявым, как у старухи, но в глазах светился молодой огонь. Руки ее согревали рукавицы без пальцев, а на голову был намотан коричневый вязаный шарф. Она спрятала грудь и застегнула пуговицы.

— Что вам нужно? — Голос женщины был усталым.

— Нам с сестрой нужна помощь. Пожалуйста. — Валентине было очень неприятно просить чтото у этой женщины, которой явно нечем было делиться. — Сестра совсем замерзла. Ей нужно тепло. Какаянибудь теплая пища.

— Моим детям тоже нужна теплая пища, — неприветливо произнесла женщина. — Но они ее не получают.

Валентине вдруг стало неловко, хотя в том, что эта семья голодала, ее вины не было. Она взяла Катину руку и принялась ее энергично растирать. Женщина тут же положила ребенка на кровать и подошла к маленькой черной печке в углу. Когда она открыла дверцу, стал виден едва живой огонек. Неудивительно, что в комнате было так холодно. Женщина щипцами достала из печки тяжелый камень, завернула его в черное от сажи полотенце, лежавшее рядом с печкой, и положила его на колени Кати.

— Может, подбросить в огонь дров? — предложила Валентина.

— Нет.

— У меня есть деньги.

Трое детей подошли к ним ближе. Девочка протянула грязную ладошку:

— Мы можем купить дрова.

Валентине пришлось довериться им. Она достала из кошелька две белые десятирублевки, хоть и знала, что для приобретения дров это слишком много.

— И еды купите. Поторопитесь!

Всех троих как ветром сдуло.

— Вот. Возьми. — Женщина сняла с кровати одеяло.

Посмотрев на него, Валентина решила, что, наверное, оно кишит вшами, но все же приняла.

— Спасибо, — сказала она и обернула им плечи сестры, подоткнув углы ей под бесчувственные ноги.

Укутывая Катю, она заметила, что женщина внимательно наблюдает за ней, и тут ей впервые в жизни подумалось о том, сколько может стоить инвалидная коляска. Столько, сколько эта семья зарабатывает за месяц? За год? Об этом она могла только догадываться. Вся эта убогая квартирка была меньше, чем ее спальня. Потолок здесь местами прогнил и провалился, по одной из стен расползлась черная плесень, и в воздухе витала сырость.

— Спасибо, что помогли нам, — искренне произнесла Валентина. — На ресторан, в котором мы обедали, напали бастующие, и мы с сестрой сбежали, не успев даже захватить шубы.

Женщина кивнула на Катю.

— Она больная?

— Нет, это несчастный случай.

Младенец на кровати заплакал.

— Возьми ее, — вдруг произнесла женщина.

Валентина посмотрела на корчащийся сверток на кровати.

— Возьми ее. — На этот раз голос женщины прозвучал настойчивее.

— Что?

— Ты хочешь от меня помощи. В ответ я прошу помощи от тебя. Хочу хотя бы немного отдохнуть от ребенка. — Она улыбнулась, и вдруг чтото светлое, юное промелькнуло в ее лице. — Не бойся, я не украду кресло твоей сестры.

Щеки Валентины вспыхнули огнем, когда она взяла на руки ребенка. Ей вспомнилось, как она когдато давно вот так же держала совсем еще маленькую Катю, только сестра не пахла так отвратительно. У девочки были коротенькие кривые ножки и почти безволосая голова.

— Дай мне подержать. — Слабый голос Кати раздался неожиданно.

Валентина поднесла младенца к креслу, но не отдала.

— Она грязная, — шепнула она сестре. — Ты же не хочешь…

Девушка замолчала, увидев умоляющее выражение в глазах Кати. Она положила ребенка сестре на колени и изумленно застыла, когда девочка вдруг наклонилась и поцеловала крохотную костлявую ручку. Лицо Кати озарилось широкой улыбкой. Она возвращалась к жизни.

Запах горячих пирожков изменил все. Детям еще не роздали этих маленьких комочков теста с мясом, но они уже словно ожили — так заблестели их глаза в предвкушении. Они уселись на пол перед печкой и стали смотреть, как Валентина разворачивает пакет, с таким же восторгом, с каким сама она наблюдала бы за представлением в балете.

— Может, им стоит сперва помыть руки? — спросила Валентина, кладя на протянутые ладони по пирожку.

Пальцы детей были черны от грязи.

— Колонка замерзла, — пожала плечами женщина и откусила большой кусок пирога с черничным вареньем.

Пока она жевала, лицо ее словно таяло от наслаждения и молодело на глазах.

— Как вас зовут?

— Варя. Сидорова.

— А меня Валентина. Мою сестру — Катя.

Катя хлебнула горячего чаю с медом из жестяной кружки, и щеки ее снова порозовели. Младенец лежал у нее на коленях, как котенок, которому тепло и уютно.

— Варенька, а чем занимается ваш муж?

Женщина насторожилась.

— На заводе работает.

— Он большевик?

Валентина увидела, как у Вари под глазами натянулась кожа.

— Что вы знаете о большевиках?

— Он в сегодняшнем марше участвовал?

Варенька вдруг рассмеялась. Дети удивленно повернулись к ней, как будто услышали какойто непривычный звук. Но смех не прекращался. Он лился и лился из раскрытого рта, пока на шее женщины не вздулись вены, а по щекам не потекли слезы, но и после этого густой неуправляемый хохот продолжал сотрясать воздух. Варя упала на колени, и вдруг смех оборвался — так же неожиданно, как начался. Она сорвала с головы шарф, освободив короткие вьющиеся каштановые волосы. Валентина застыла на месте от изумления. Катя ахнула. Одна сторона головы женщины была лысой, и по ней проходил широкий белый шрам. Блестящая, точно мокрая, полоса вилась от виска до самого затылка. Женщина смотрела на сестер взглядом, в котором были и жалость, и ненависть.