Последний император - Су Тун

Кто бы мог подумать, что так не повезет и придется провести ночь в таком месте, как Хуэйчжоу, но сопровождавшие меня сановники заверили, что при поездке на запад добраться до Перевала Феникса можно лишь через этот город.

Так что мы с Яньланом немного поиграли в ниточки, а потом я уложил его вместе с собой в постель. Яньлан — мальчик скромный, но опрятный, и мне пришелся по душе исходивший от его тела тонкий аромат мяты, к тому же он хоть как-то перебивал всю эту вонь подорожного дворца в Хуэйчжоу.

На восьмой день двенадцатого лунного месяца мы въехали в Пиньчжоу. Еще издали мы услышали несмолкаемый праздничный грохот барабанов и гонгов.

Я давно уже обратил внимание на разговоры о том, что Пиньчжоу — один из богатейших и самых населенных уделов во всем царстве, и что Западный гун Чжаоян — правитель высоконравственный и высокочтимый — отдает все силы, чтобы добиться его процветания. Местные жители славились выделкой тонких шелков, а со здешними купцами никто не мог сравниться в умении торговать. Когда мы подъезжали к городским воротам, я задрал голову и увидел над ними позолоченную доску с четырьмя иероглифами «пинь чжоу фу ди» — «Пиньчжоу, Земля Обетованная».[19]

Поговаривали, что покойный император при жизни пытался выпросить у гуна Чжаояна, своего дяди, эту самую доску, но получил вежливый отказ. Тогда он прислал под покровом ночи отряд конников. Они пытались забраться за этой доской по штурмовой лестнице, но в результате каждый был сбит на землю стрелой, говорят, сам Западный гун Чжаоян провел ту ночь в одной из башен, защищая ворота от этих татей. И все воины покойного императора полегли от отравленных стрел, пущенных якобы его рукой.

Исходя из того, что Западный гун Чжаоян и великий дворец Се уже довольно давно втайне недовольны друг другом, мои гражданские и военные чиновники предприняли особые меры предосторожности. Царскую колесницу и прочие повозки в императорском кортеже замаскировали под караван купцов. Так мы и въехали в Пиньчжоу и долго колесили по глухим улочкам и переулкам, пока не добрались до великолепного и прекрасно обустроенного подорожного дворца Пиньчжоу. Вскоре выяснилось, что о нашем прибытии Западный гун Чжаоян ничего не знает.

Праздничный грохот барабанов и гонгов не давал мне спокойно пережидать в подорожном дворце, и я решил вместе с Яньланом переодеться простолюдинами и погулять по городу инкогнито. Меня совершенно не интересовало, стоят ли за выдающимися достижениями Чжаояна в политике какие-то лихие дела, просто хотелось посмотреть своими глазами, что это за праздник — Лабацзе, и почему простой народ так радуется ему.[20]Кроме того, я желал узнать из первых рук, почему жители Пиньчжоу живут и трудятся в таком мире и довольстве. Когда день стал клониться к вечеру, мы с Яньланом надели неброскую одежду и через задние ворота выскользнули из дворца. Яньлан утверждал, что однажды ездил в Пиньчжоу с отцом продавать изделия кузнечного ремесла и может показать мне самые любопытные места. Город, казалось, вымер; тишину время от времени нарушало лишь жужжание прядильных колес в шелкомотальных мастерских. Мощеные улицы блестели в лучах заходящего зимнего солнца, когда Яньлан вел меня к Колокольному павильону, откуда непрестанно доносились шум и гам, как в самый разгар базарного дня. По дороге нам встретилась винная лавка: краснолицый владелец, встав на скамейку, торопился снять свой флажок в знак того, что уже закрывается; он помахал нам этим флажком. «Поторопитесь! — крикнул он. — У Колокольного павильона скоро пройдет танцующий дракон».

В тот день в Пиньчжоу я впервые в жизни прошел своими ногами целых два ли. Держа меня за руку, Яньлан протискивался через шумную толпу у Колокольного павильона, хотя я уже стер себе ноги до волдырей. Ватаги веселящихся людей волнами прокатывались по площадке перед Колокольным павильоном, и на нас с Яньланом никто не обращал внимания. Больше всего я боялся потерять в этой суматохе свои не по размеру большие соломенные сандалии. Мне никогда не приходилось бывать среди незатейливо одетых простолюдинов, не говоря уже о том, что меня никогда не швыряло из стороны в сторону в толпе охотников до праздничных гуляний. Поэтому я крепко цеплялся за локоть Яньлана, с ужасом думая, что будет, если мы потеряемся. Он же как вьюн ловко пробирался сквозь эту суматоху, да еще и меня тащил за собой. «Не бойтесь, государь — шепнул он, наклонившись ко мне. — На праздник «Лабацзе» всегда народу полно. Я покажу вам страсть сколько интересного. Сначала на земле, потом на воде, а оттуда двинемся на базарную площадь, посмотрим, что там».

Мне эта вылазка с переодеванием на многое открыла глаза. Как непохож был Пиньчжоу с его бурным весельем на мрачный Хуэйчжоу. И тот факт, что Западный гун Чжаоян, заклятый враг покойного императора, управляет городом, исполненным такого неистовства и брызжущим энергией, заставило меня испытать приглушенную тревогу. Я смог воочию насладиться знаменитыми представлениями, которые устраивались на праздник «лабацзе» в Пиньчжоу. Тут были и музыка, исполняемая на самых разных инструментах, и танцы, и песни под пай бань,[21]и песни под барабан гу бань,[22]и метание стрел в вазу, и игра в ножной мяч, и трюки с разливанием чая из чайника, и эквилибристы на катящемся бревне, и канатоходцы, и жонглеры тарелочками, и пение, и дрессированные птицы, и водные марионетки, и даосские маги с фокусниками, и глотатели мечей с изрыгателями огня, и поднимание колеса, и воздушные змеи, и жонглеры чашками с водой, и хлопушки, и многое другое. Это у Яньлана называлось «гуляниями на земле». Затем он собирался вести меня к озеру, чтобы посмотреть на расписную джонку и маленькие сампаны. «Там народу еще больше, — сказал он, — потому что на лодках в праздник «лабацзе» продают много чего нового и удивительного, и спрос на эти товары большой». Я же, задрав голову, не мог оторвать глаз от канатоходца, настоящего мастера циркового искусства, и пока я решал, куда идти, из-за циркового шатра подошел какой-то смуглый человек. Увидев, каким блеском горят мои глаза, он ущипнул меня за талию. «Какая у тебя ладная фигура, мальчик!» Оторопев, я даже вскрикнул от боли. «Пойдем со мной, мальчик, — продолжал он с южным акцентом. — Я научу тебя ходить по канату». Я улыбнулся, а Яньлан смертельно побледнел. «Быстрее, ваше величество, — торопливо проговорил он, — пойдем отсюда». И, схватив за руку, потащил меня прочь, проталкиваясь через скопище глазеющих на цирковое представление зевак.