Проза Дождя - Александр Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нынче однополые браки в моду вошли, а мне смешно: тень с тенью сношаются – цирк, одним словом.
Мужики голубые – это болезнь. Родиться, и тень от себя не увидеть – куда хуже. Вот и лезут друг на друга, болезные. Я, правду сказать, умею так по хребтам лопатой шарахнуть, что тень из любого выскочит. Сидел за это не раз, хватит. Тень, она, в отличие от нас, мужиков, тонкая материя. Я своих баб не обижал, не обделял лаской. Они у меня ухоженными по двору туда-сюда шастали.
Ну, вот и полегчало, как высказался. Зря в себе столько лет держал. Меня одно беспокоит: а в раю, в аду есть тени или нет? Если нет, то и помирать не стоит.
– В целлофан завернуть?
– Да, если вам нравится быть в целлофан завернутой.
– Зачем, я и так одета.
– И напрасно.
– Почему?
– Женщине и букету один наряд к лицу. Голый, но об этом позднее. Скажите, вы кофе пьете?
– Да, с сахаром и лимоном.
– Как можно? Кофе и мужчины соперников не терпят.
– Сдачу возьмите.
– Возьму, не деньгами.
– Другой у меня нет.
– Есть! Ваше имя?
– Анна.
– Зачем тебе женщина?
– А дождь зачем?
– Он смывает никчемность.
– Женщина тоже.
– Что «тоже»?
– Что и дождь.
– А потом?
– А потом радуга
Мужики на грудях кололи, а мы ими в детстве клятву давали суровую. «Честное сталинское, честное ленинское, честное всех вождей». И следили: не дай Бог, кто не сдержит слово. Оно было на вес золота, дороже жизни ценилось.
Первый раз за вождей отдубасили октябренком. Мысль засела в голове, с родителями, с учителями поделиться не мог, сверстники до нее не доросли. Подошел к старшим дворовым ребятам, те в карты резались и тут же гадили, и заявил, что Ленин со Сталиным в туалет не ходили ни по большому, ни по маленькому. Все побросали карты и принялись хохотать. Я не мог остановиться и продолжал: «Эй, вы, засранцы, вожди никогда не ссут». Эти слова их взбесили, они отловили меня, поколотили, как положено, и зашвырнули в кусты сопли жевать.
В тех кустах вырос в собственных глазах, понял: когда за правду бьют – не больно.
Потянуло в пионеры, они в войну становились героями. Приняли со второго раза, синяки под глазами помешали.
В пионерах отмутузили за Хрущёва, я в очереди за хлебом объяснял, что ракета важнее желудка, а кукуруза похожа на нее обличьем.
В комсомоле не били. Я боготворил Маяковского, Павку Корчагина, мечтая перекроить комсомол по их высоким лекалам. Не сбылось.
Партию старался не замечать, там большевиков не осталось.
Я не политик, обыватель. Мысли в чувства обуваю. Знаю, что Ленин со Сталиным осуществили вековую мечту Архимеда: «Дайте мне рычаг, и я переверну мир». Им дали, и они его перевернули. Хорошо это или плохо, не моего ума дело. Мир до сих пор живет перевернутым. Ругают их все кому не лень. Жаль, Архимеда нет, тот бы позавидовал, а то и спасибо сказал.
.. Может, этого всего и не вспомнил бы, жизнь сейчас другая, слово и гроша ломаного не стоит. Да парень с нашего двора отыскал, один из тех, что отшлепал тогда.
– Слушай, никак забыть не могу слова твои тогдашние, по-пацански правильные.
– Какие еще слова, Гена? Всё быльем поросло…
– Вожди не ссут.
Оно не отпускало. Мы в него заигрались. Если бы не армия, оно бы до старости длилось, а то и дольше.
Сунули в поезд скопом, привезли в другой город, обрили.
Уставали от муштры страшно, руки его во снах искали в подушках. Но сержанты со старшиной бдительно охраняли нас от него, даже на почту за посылками строем водили.
Я одного боялся, что первой придет посылка от мамы. Делиться мамой с сержантами я бы не смог. Спасибо другу по двору, выручил. Вскрыли, рылись, гоготали, чертыхались, чихали, но кроме махры ничего не обнаружили.
– Зачем тебе ее столько, салага?
– Не хочу, чтобы здесь моим детством пахло.
– Два наряда за махру и за «не хочу» парочку.
– Хоть десять, с махрой не пропадем.
– А кому нужна твоя махра?
– Одногодкам моим она важнее всего на свете.
Она мне нравилась со второго класса. Почему именно она, не знал до пятого. В пятом появился новый предмет – «История древнего мира», и я понял. У нас в поселке с красотой не ахти. Народ всё простой, курносый,
в копоти и в веснушках. Она на меня ноль внимания, но я не переживал. Математичка каждый урок успокаивала: «Пойми, олух царя небесного, с нуля всё начинается». На некоторых страницах учебника мы с ней были вместе. Она – и я над ее головой. В седьмом она влюбилась не в меня, пришлось срочно взрослеть. Упросил родителей пальто купить. Купили, в нем выглядел постарше. Однажды на уроке физкультуры повезло, ее и меня освободили, и мы сидели рядышком на лавке. Я был в пальто из-за солидности, а она зябла. Вот тут счастье и привалило.
– На, накинь.
– А тебе не жалко?
– Мне даже жарко в нем.
– Спасибо тебе, дружок.
Последние слова зазвучали во мне песней на долгие годы.
Решил взрослеть дальше, купил сигареты, спички и пошел на улицу подальше от дома курить втихаря. Иду, курю, в голове песня, хорошо, хоть шар земной лобызай. Вдруг вижу – тетка моя навстречу идет. Выбрасывать сигарету было жаль, сунул в карман и с чистой совестью здороваться попер. А она давай расспрашивать, что да как.
– Что-то от тебя, племянничек, дымком несет?
– Это, тетя Нина, не дым.
– А что?
– Так счастье пахнет.
– Ладно, куришь поди, а?
– Нет, что вы.
Отошел, и осенило, что горю от счастья. Скинул пальто в снег, не хотелось, а пришлось тушить. Левого кармана и подкладки как не бывало. Дома запах счастья залил отцовским одеколоном. Но мать обнаружила, показала пальто отцу. Тот снял ремень и выпорол, как Сивку-Бурку. Так впервые узнал, что счастье не только пахнет, – за него и бьют. Правда, отец больше не колотил, жизнь оказалась щедрее.