Рак. Все о чем умолчали врачи - Михаил Вейсман

Если теперь попытаться взглянуть на тенденции развития диагностики рака в целом, станет понятно, к какому именно идеалу она пытается приблизиться изо всех сил. Заключается он в диагностике на уровне клеток, которую можно было бы проводить в потоковом порядке, как МРТ или ПЭТ. На данный момент, как и положено всем человеческим идеалам, он для нее недостижим. Максимум, на что способна онкология сегодня, — это на выявление сравнительно «молодых», небольшого размера опухолей. Само по себе это не столь уж мало. Если бы речь шла о любом другом заболевании, это было бы даже, наверное, очень много. Но поскольку стадия маленькой опухоли не является ни ранней, ни обязательной, говорить об удовлетворительном результате тут не приходится. Если же затронуть дополнительно аспект канцерогенности большинства самих технологий диагностики, положительный эффект от ее существования и станет таким, как показывает статистика растущей смертности, — едва отличным от нулевого.

Так или иначе за обнаружением и подтверждением злокачественной природы новообразования следует его лечение. Как и с диагностикой, большинство методов традиционной терапии, насчитывая уже более полувека использования, продолжают широко применяться по сей день. Новые же разработки в данное время проходят стадию внедрения и тестирования на действенность и безопасность. Они пока не могут быть поставлены «на поток» по самым разным причинам, одной из которых является их ориентированность на индивидуальную, а не универсальную эффективность. А это формирует помимо прочего их высокую стоимость. Ну или по крайней мере так обычно объясняют свои «заоблачные» цены производители современных онкопрепаратов. Попробуем же разобраться, можно ли создать нечто по-настоящему действенное в условиях, подобных тем, что сложились в науке онкологии. А чтобы было из чего исходить в процессе анализа, освежим сначала знания о «старых добрых» трех китах терапии злокачественных опухолей — операции, химиотерапии и облучении.

Оперативное иссечение опухоли считается основным и практически обязательным элементом противоопухолевой терапии. Практически оттого, что из этого правила существуют свои исключения. В целом таких случаев достаточно много. Однако по типу причин, вызывающих их «неоперабельность», злокачественные опухоли можно четко поделить на две группы. Первую составляют системные неоперабельные формы — лейкоз, лимфома, мелкоклеточный рак любой локализации. Применительно к ним слово «опухоль» употребляется исключительно по привычке. Как раз локализованных опухолей они и не образуют ни на одной стадии прогресса. Эти формы рака невозможно удалить физически, поэтому и операцию при них не назначают. Зато вторая группа состоит из случаев «от природы» операбельных, но находящихся в последней, четвертой стадии распространения. И, конечно же, сюда относится большинство опухолей головного мозга, которые невозможно удалить из-за их расположения.

Отчего врачи берутся оперировать поздние стадии скорее редко, чем часто? Причина проста. Дело в том, что это, как правило, бесполезно с медицинской точки зрения. После резекции (иссечения) основной карциномы рост метастатических, вторичных образований ускоряется в несколько раз. Интересно, что попытки вызвать ремиссию (уменьшение) обширных метастазов на IV стадии никогда не удаются. Достигается, в самом оптимистичном случае, их стабильное состояние на срок до полугода. Повторная терапия таких больных — в связи с началом роста дочерних очагов, например — не проводится. Все равно раковые клетки, выжившие после первой «атаки», приобретают к использованным препаратам и дозам облучения устойчивый иммунитет.

А из этого следует то, что выживаемость подобных пациентов (она подсчитывается традиционно в пятилетием периоде) не составляет больше полутора лет. Таким образом, шансы больного с IV стадией зачастую гораздо лучше при лечении без удаления материнской опухоли. Парадокс и факт одновременно.

К числу вариантов оперативного иссечения новообразований можно отнести также лазерную и криорезекцию. Оба метода выигрывают по сравнению с обычным скальпелем в точности формирования срезов. Кроме этого, они менее травматичны для окружающих тканей и значительно снижают риск серьезных кровотечений — в процессе операции или после ее окончания. Даже заживление рубцов, оставленных лазером или впрыскиванием жидкого азота, проходит гораздо быстрее и с минимальным риском осложнений. Чаще всего эти методы используют для удаления операбельных опухолей головного мозга и меланом.

Радиотерапию, подобно операции, можно использовать только точечно, сосредоточив излучение на одном определенном участке ткани или органа. Достоинством такой нюанс не назовешь — ведь «отпрыски» основной опухоли (элементарно из-за оговоренных уже выше погрешностей диагностики) могут гнездиться где угодно в другом месте. Если радиолог по случайности обойдет их «вниманием», рецидив болезни последует очень скоро. При лучевой терапии используется рентгеновское излучение, у-лучи, 3-лучи, нейтронное излучение и пучки элементарных частиц — протонов.

Словом, весь проникающий диапазон, поскольку в случаях с разной локализацией процесса требуются и различные (наиболее эффективные и безопасные) физические свойства тех или иных типов излучения.

Способов проведения радиотерапии существует несколько. Самый старый из них — облучение целевой зоны извне. Эволюция технических решений позволила увеличить точность наведения и подвижность рабочей части аппаратов сперва до модели гамма-ножа, а после — и кибер-ножа. Кибер-нож превосходит в маневренности всех своих предшественников. Он способен подобраться к опухоли в любой плоскости и под любым желаемым углом. То есть при его использовании риск неоправданной лучевой нагрузки на окружающие новообразование ткани сводится к минимальному.

Однако внешнее облучение не всегда удовлетворяет оптимальным требованиям по степени точности. Особенно в случаях с опухолями сравнительно глубоко залегающих внутренних органов. Потому наряду с ним современная онкология использует и более «адресные» методики. К примеру, открытия в области нанотехнологий позволили усовершенствовать технику, аналогичную применяемой при ПЭТ. Когда врачу известен особенно предпочитаемый опухолью-мишенью «продукт ежедневного рациона», к молекуле этого вещества присоединяют радиоактивный элемент и вводят его внутривенно. Злокачественная опухоль от природы, что называется, крайне прожорлива, поэтому опасаться возможного попадания излучающего «десерта» в здоровые ткани или его рассеивания не стоит. Дополнительной перестраховкой здесь и служит тщательный подбор вещества-агента. Если при ПЭТ чаще всего используется глюкоза — универсально востребованный в организме компонент, то в радиотерапии учитываются индивидуальные «вкусы» опухоли и нередко привлекаются к «работе» препараты специфичных именно для нее белков.

Возможен вариант и с брахитерапией, когда в организм хирургическим путем вводят — и, естественно, фиксируют как можно ближе к опухоли — радиоактивную капсулу. Преимущество такого способа перед внедрением излучающего препарата состоит в лучшем контроле над временем воздействия радиации. Понятно, что усвоившие «чернобыльский обед» клетки погибнут. Но ведь распад изотопа происходит не с их гибелью, а согласно особенностям самого ядра. Самый «быстрый» радиоактивный элемент — йод. Его изотопами стандартно лечится рак щитовидной железы, и период полураспада у него — всего несколько дней. А в случае с другими веществами процесс проходит гораздо дольше. Следует понимать, что клетки опухоли обычным порядком выводятся (после их гибели, конечно) лейкоцитами в кровь. А оттуда попадают в селезенку, которая в основном и «трудится» над очисткой нашей крови от посторонних включений. Все это время каждая молекула погибшей клетки продолжает «фонить». Захватившие ее лейкоциты радиоактивное излучение нисколько не глушат.