Рак. Все о чем умолчали врачи - Михаил Вейсман

Слава певицы Майи Кристалинской когда-то гремела на весь Советский Союз. Об изящном платочке, который неизменно украшал ее шею, ходило множество слухов и легенд. И очень немногие знали истинную причину, по которой звезда отечественной эстрады не могла открыть ее перед камерами. Она боролась с лимфосаркомой (так назывались все лимфомы в советской онкологии) около пятнадцати лет, и все эти годы скрывала с помощью кокетливых аксессуаров вздувшиеся лимфатические узлы.

За бета-2-микроглобулином следует онкомаркер ХГЧ (хорионический гонадотропин). В норме это — один из плацентарных гормонов. А беспричинное повышение его показателей у обоих полов является верным признаком опухолей яичек, плаценты и яичников. АФП (альфа-фетопротеин) вырабатывается в ходе беременности печенью и желудочно-кишечным трактом плода. Но если его уровень растет в крови мужчины или небеременной женщины — это частый симптом тератокарциномы желточных мешочков яичника или яичек.

Специфически «женскими» онкомаркерами считаются СА 125 (различные типы рака яичников), СА 15-3 (метастазирующий рак молочной железы). Аналогично «мужским» — и одним из самых точных! — онкомаркером является ПСА (простата специфичный антиген), сопровождающий рак простаты.

Наиболее универсальным показателем наличия в организме злокачественного активного процесса называют маркер РЭА (раковоэмбриональный антиген). Это действительно антиген, активно вырабатываемый пищеварительным трактом человеческого эмбриона и плода. Однако после рождения его синтез постепенно ингибируется (угнетается). А возобновляется во взрослом возрасте только в качестве иммунного ответа на запуск злокачественного перерождения клеток.

Еще один универсальный маркер онкологического заболевания — Tumor М2-РК. Он показывает особенности метаболизма опухолевых клеток любой локализации и типа. Иными словами, позволяет не только отличить доброкачественную опухоль от злокачественной, но и сделать весьма точный прогноз по степени агрессивности ее будущей инвазии.

Существует ряд и других маркеров, свойственных определенным видам рака. Присутствие СА 19-9 доказывает наличие рака поджелудочной, желудка, толстого кишечника и прямой кишки. Онкологические заболевания этой же области локализации определяет маркер СА 242, причем с гораздо более высокими показателями точности. A UBC 11 служит индикатором рака мочевого пузыря.

Даже просто из перечисления принятых на данный момент онкомаркеров можно видеть, что, во-первых, с их помощью определяются далеко не все виды рака, который может «атаковать» абсолютно любую ткань организма. Во-вторых, многие из них относятся к целой группе опухолей, и подчас совершенно различных органов и систем. Большинство из них вырабатывается в определенных количествах и самим организмом. Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло: рак словно нарочно создан для «игры в прятки» с иммунитетом, и если бы он обнаруживал себя более недвусмысленными проявлениями, то проигрывал бы чаще. Сама современная онкология относится к тестированию на онкомаркеры с осторожностью — по всем означенным выше причинам. И особо подчеркивает, что этот вид диагностики призван — пока по крайней мере — лишь способствовать уточнению момента, когда и онкологу, и пациенту, что называется, «можно начинать волноваться». Утверждения, что этот «новейший» способ являет собой «настоящий прорыв» в точности диагностики зачаточных стадий и т. п., не имеют отношения к действительности и служат типичным рекламным ходом.

И наконец, эндоскопия. Высокое развитие технологий последних 20–30 лет позволило существенно усовершенствовать и эту процедуру, и сами эндоскопы. Оптика на основе фиброволокна позволяет рассмотреть в подробностях различные инфильтраты, отечность, изменения цвета и структуры поверхностей, деформации стенок, очаги кровотечения и т. п. С другой стороны, у метода существуют естественные ограничения по степени доступности различных органов для осмотра с помощью эндоскопа. В то же время часть недостижимых для него органов позволяет изучить альтернативная, капсульная эндоскопия. Капсула представляет собой миниатюрную фотокамеру — размером не больше таблетки. Она снабжена автономным источником света и, будучи проглочена пациентом, проходит по всему желудочно-кишечному тракту тем же путем, что и пища. При этом камера делает снимки поверхностей, мимо которых проходит, с определенными равными промежутками времени. Весь процесс исследования занимает 8-10 часов, но не причиняет пациенту дискомфорта и требует минимальных ограничений подвижности. Самое серьезное неудобство, пожалуй, состоит в запрете на прием пищи раньше, чем через четыре часа с момента начала исследования, — чтобы ее скопления не заслоняли стенок органов от объектива.

Однако следует помнить еще о некоторых неизбежных для визуальной формы осмотра нюансах. Прежде всего, злокачественные клетки — это всего лишь клетки. Они неразличимы невооруженным глазом. Отдельного упоминания заслуживают размеры опухоли и заодно ее локализация. Эндоскоп, как и капсула, «видит» только внутренние поверхности полых органов, в то время как опухоль может быть расположена на внешней стороне стенки. В таком случае для достоверности результата нужно проводить всегда две эндоскопии: одну — внутренних полостей органа и вторую — его поверхности через полость тела, в которой он располагается. И быть даже после этого готовым признать, что микроскопические изменения групп клеток (а для ранних стадий они характерны больше, чем для сформировавшихся визуально образований) могут остаться незамеченными. Говоря проще, эффективность эндоскопии при диагностике ранних стадий рака сомнительна. Впрочем, на поздних он способен успешно заменить многие лучевые методы исследований.

Итого, как мы можем видеть на практике, методов-то ранней (до III стадии) диагностики много, да результативность у них одна. И она в среднем едва дотягивает до 90 % вероятности. Следовательно, без применения их в комплексе обойтись все равно не получится. Вернее, можно сделать одну МРТ всего тела, только каков от нее единственной толк, если она не способна технически отразить рак легких, почек, желудка, тонкого кишечника, желчного пузыря, печени? «Слепых зон» у нее, оказывается, не столь уж мало — всего лишь чуть меньше половины органов тела! Рассчитывать на опыт онколога и личное везение тут не имеет смысла. Если задачей обследования является поиск опухоли в зачаточной стадии, то это поиск зачастую вовсе не шишки и даже не узелка. Одной из последних излечимых стадий множества опухолей являются группы клеток, едва отличимых на вид от остальных. Для новообразований, отличающихся быстрым метастазированием и высокой агрессивностью инвазии, это именно так: опухоли с выраженной агрессивностью нередко имеют развитые метастазы уже к моменту достижения размеров боба. «Вид» же на подобное скопление в полной мере доступен взгляду только под микроскопом — размер клеток тканей не позволяет рассматривать их невооруженным глазом.

Лучший случай — это узелок величиной с горошину, но малейшая погрешность в четкости снимка «затрет» эту горошину, даже не заметив. А дальше снимок можно сколь угодно долго изучать на экране с любым разрешением — ее там не будет видно оттого, что ее нет на самом снимке. Так что опыт специалиста здесь не то чтобы бессилен, но его возможности повлиять на результат невелики. Вопрос цены-качества тоже не актуален, поскольку речь идет о недостатках технологии, и каждая технология просто обладает каким-то своим. А на стадии метастазирования метод поиска становится уже не суть важен: чем дальше, тем сильнее проявляются косвенные симптомы и тем явственнее они указывают на определенную часть тела. В сумме же все эти рассуждения приводят к достаточно неутешительному выводу. А именно: основное противоречие ситуации заключается не столько в неэффективности диагностики вообще, сколько в непригодности большинства ее методов для чисто профилактических осмотров — то есть осмотров, безопасных для пока еще здорового организма.