Мио, мой Мио! - Астрид Линдгрен

– Ничего не слыхать, – сказал он. – Но всё равно, они могут быть там. Шпионы везде и повсюду. Шпионы и чёрные стражники.

Нагнувшись к моему уху, он прошептал:

– Пойдёшь к Кузнецу, кующему мечи. Передашь ему привет от Эно. Скажешь, что тебе требуется меч, который может сокрушить камень. Представься ему рыцарем из Страны Далёкой.

Он смерил меня долгим взглядом.

– Сдаётся мне, что ты и есть тот самый рыцарь. Разве не так?

– Да, так оно и есть, – ответил за меня Юм-Юм. – Он рыцарь и сын короля. Принц Мио из Страны Далёкой. И ему нужен меч.

– Где же мне отыскать Кузнеца, кующего мечи? – спросил я.

– В самой чёрной горе, в её самой глубокой пещере, – сказал старик. – Тебе предстоит пройти через Мёртвый лес. А теперь иди.

Он подошёл к окну и снова его отворил. И снова из ночной темноты до меня донеслись крики зачарованных птиц.

– Иди, принц Мио, – сказал старик. – Я буду сидеть здесь и призывать удачу. И ждать, и бояться услышать уже следующей ночью крик ещё одной птицы, которая, рыдая, летает над озером.

Только-только захлопнулась за нами дверь лачужки Эно, как заржала Мирамис. Громко, отчаянно. Казалось, она кричит: «Спаси меня, Мио!»

Сердце у меня от страха так и замерло.

– Юм-Юм, что они там делают с Мирамис? – крикнул я.

– Тише… Чёрные стражники рыцаря Като схватили её.

– Схватили Мирамис?! Слуги рыцаря Като?!

Я кричал в голос, нисколько не заботясь о том, слышат ли меня шпионы, стражники или кто бы то ни был.

– Не кричи, – остерёг меня Юм-Юм. – Иначе они и нас схватят.

Но мне было всё равно. Мирамис, моя дорогая, моя единственная! У меня хотят отнять мою лошадь! Самую прекрасную, самую добрую лошадь на свете!

Мирамис снова заржала. Так и слышалось, что она молит: «Мио, спаси меня!»

– Пошли, – сказал Юм-Юм, – надо посмотреть, что там происходит.

Мы перебрались во тьме через скалы, ползли, срывались, снова ползли. Я ободрал пальцы о торчащие острые камни, но даже не ощущал боли – в таком я был отчаянии.

Мирамис стояла на уступе скалы, белея в темноте. Моя Мирамис, самая красивая лошадь на свете! Она дико ржала и вставала на дыбы, пытаясь высвободиться, но её окружили пятеро чёрных стражников рыцаря Като. Двое из них повисли на уздечке. Бедная Мирамис, ей было так страшно! И это неудивительно. Чёрные стражники рыцаря Като выглядели так жутко, и жутко было слышать, как они разговаривали друг с другом своими безобразными, хриплыми голосами.

Мы с Юм-Юмом подползли так близко, как только смогли, залегли под прикрытием скалы и прислушались, о чём они говорят.

– Лучше всего отвезти её на другой берег Мёртвого озера, – сказал один из них.

– Да, на другой берег, прямо к рыцарю Като, – согласился с ним другой.

Я хотел было закричать, чтобы они не смели трогать мою лошадь, но сдержался. Кто же тогда сразится с рыцарем Като, если они и меня схватят? Ну почему, почему именно мне назначено биться с рыцарем Като?!

Меня вдруг охватило ужасное раскаяние. Ну почему, почему я не остался с моим отцом-королём, там, где никто не посмел бы отнять у меня мою лошадь! Я всё ещё слышал крики заколдованных птиц над озером.

Однако теперь мне не было до них никакого дела. И пусть себе сколько угодно летают там, лишь бы ко мне вернулась моя златогривая Мирамис!

– Кто-то перешёл границу, – сказал один из чёрных стражников. – Кто-то ведь да прискакал на этой белой кобыле. Где-то поблизости притаился враг.

– Вот и хорошо, – отозвался другой. – Раз он где-то тут, значит, мы его схватим. А рыцарь Като быстренько с ним разделается. Может, уничтожит. А может, заколдует.

Я так и содрогнулся, услышав эти слова. Ведь врагом, нарушившим границу, был как раз я. Это я – тот, кого рыцарь Като или уничтожит, или заколдует. Мне так захотелось увидеть моего отца-короля! Я подумал, так ли он тоже тоскует и тревожится обо мне? Как бы мне хотелось, чтобы он оказался рядом! Он бы, конечно, пришёл мне на помощь. Мне так захотелось поговорить с ним. Я бы сказал ему: «Я знаю, ты желаешь, чтобы я сразился с рыцарем Като. Но ты ведь такой добрый. Уволь меня от этого. Помоги мне вернуть Мирамис и позволь нам выбраться отсюда. У меня раньше никогда не было своей лошади, ты ведь знаешь. И я так её люблю. И отца у меня не было, и это тоже тебе известно. Если рыцарь Като схватит меня, я тебя больше никогда не увижу. Помоги мне спастись отсюда. Я хочу быть с тобой. Я хочу вернуться домой на Остров Зелёных Лугов вместе со своей Мирамис».

И вот, когда я лежал так, распластавшись за скалой, и мысленно разговаривал со своим отцом-королём, мне показалось, что я слышу его голос. Должно быть, у меня просто разыгралось воображение, и всё же я слышал, право же, слышал.

– Мио, мой Мио, – сказал он.

И больше ничего. Но я вдруг понял, что он хочет, чтобы я был мужественным, не лежал бы тут и не хныкал, как младенец, даже если они отберут у меня Мирамис. Потому что я – рыцарь. Я уже не тот Мио, что строил шалаши в саду, где цветут розы, и наигрывал на пастушьей дудочке, разгуливая по холмам Острова Зелёных Лугов. Я теперь был рыцарем. Но только рыцарем с добрым сердцем, а не таким, как этот Като. А рыцарь должен быть храбрым и не разводить нюни, и я перестал плакать, хотя видел из-за скалы, что чёрные стражники погнали Мирамис вниз, к озеру, и загнали в большую чёрную лодку.

Нет, я не плакал, хотя Мирамис так горестно ржала. Должно быть, они её больно хлестали кнутом. Я не заплакал даже тогда, когда чёрные стражники взялись за вёсла и я услышал удары вёсел о тёмную воду. Всплески воды становились всё тише и тише, и я в последний раз уловил донёсшийся издали отчаянный крик Мирамис.

Всё вокруг стихло. Лодка скрылась во тьме, но я и тут не заплакал. Рыцарям плакать не положено.

Я и в самом деле не плакал? Да плакал, я плакал, прильнув лбом к твёрдой, каменистой земле. Плакал, как никогда за всю свою жизнь. Настоящий рыцарь не должен обманывать. Я говорю правду. Я горько рыдал о своей Мирамис. Я вспомнил её добрый, преданный взгляд и ещё пуще зашёлся в рыданиях. Ткачиха сказала, что белые лошади проливали кровавые слёзы о своём жеребёнке. Может быть, и я плакал кровавыми слезами, может быть. В темноте не узнаешь. Моя златогривая Мирамис! Её не было со мной! И как знать, может, больше уже никогда не будет.

Юм-Юм наклонился ко мне, положил мне руку на плечо.