Запрет на тебя - Елена Тодорова

– Сейчас-сейчас, Рин… Я просто открутить не мог, – бормочет парень, пока я выпрямляюсь.

Чувствую прохладу масла на коже. Прикрываю глаза и пытаюсь расслабиться. Но внутри всю аж колотит.

Наверное, я какая-то неправильная. Не так себя веду. Не стоило сразу позволять Даньке себя трогать… Вспоминаю, и по телу дрожь идет, а в животе разливается томление.

– Замерзла, Рин? Закрыть зонт? – суетится заметивший моих мурашек Эдик.

– Нет, нормально все, кот. Просто масло прохладное.

Да уж… Вот, как чувствовала, рано! Надо было еще прогреть его интерес к себе, а потом уже трусы снимать.

Вон Лиза – скромница, как брат над ней трясется! Она вышла из дома, забыл о ребятах! Обнимает, что-то шепчет, целует, гладит непрерывно… На пузе ее вообще помешан же! Там еще только намек наклевывается, а он прям оторваться не может.

Я дурочка, точно… Но, с другой стороны, разве был шанс от Дани отбиться? Он ведь скрутил меня, и трусы сам снимал. Мне что, надо было драться с ним? Ой, ну не хотела бы, не позволила, конечно. Признаю, бесспорно. Но и он умеет, так сказать, уламывать.

Черт… Так охота плакать… С чего вдруг?

Скотина все-таки... Пошел он! Реально задрало мучиться!

– Все, Эдь, хватит, – поднимаюсь, вынуждая его закончить. – К морю идем, – вскакиваю в шлепки и машинально цепляю друга за руку. – Янке позвони, чтобы спустилась тоже, – командую на ходу.

Огибаем бассейн со стороны террасы. В этот же момент Даня с Сашкой выходят из-под укрытия, чтобы покурить, не травя Лизку. Вроде у нее прошел тот жуткий токсикоз, из-за которого она первые недели под капельницами в больнице лежала, но Артем все равно всех гоняет. Одно время даже духами пользоваться запрещал.

Я не собираюсь на него смотреть. Но… Аккурат, когда прохожу мимо, Шатохин закидывает свои Прада на лоб и, черт возьми, словно магнитом меня притягивает. Встречаемся взглядами, и мою грудь осыпает жгучими искрами.

У него на лице ни один мускул не дрогнет, вечный покерфейс. Легко ему, хорошо, весело, свободно и беззаботно. Меня же от эмоций буквально разрывает.

Ух, гад! Сил моих нет! И никакого терпения!

– Рина, не гуляйте долго. Скоро обед! – кричит мама с террасы.

– Не хочу, мам… Я худею!

– С ума сошла?! Не выдумывай, давай. Чтобы в два были дома, как штыки.

– Окей, – вздыхаю уныло.

И резковато дергаю Эдика за руку. Ускоряясь, тащу его за собой.

– Чего ты такая нервная сегодня? – спрашивает он, когда уже к морю подходим.

– Достало все, – цежу сквозь зубы. – Снова полный дом людей! Не протолкнуться! И вообще… – бросив фразу на старте, бурно перевожу дыхание. – Прыгнем?

– В смысле?

– С пирса, Эдь.

– Тебе же брат не разрешает…

– Ой, ну и подумаешь! – тотчас взрываюсь я. – Как он, интересно, узнает? Носится со своей Лизой, так пусть и носится!

Решительным шагом направляюсь к бетонному сооружению.

– Не надо, Рин… Ну ты чего? Рина? – блеет Эдик вслед.

С каждым словом все хуже его слышно. Он-то оторопел и стоит столбом. Я набираю скорость. Страшновато, конечно. Но дури во мне в этот момент гораздо больше, чем страха.

Я в отчаянии. Я в гневе. Я горю.

Сердце неистово грохочет. Распирает, душит, обжигает, оглушает… Замираю на самом краю пирса. Всматриваюсь в бурлящие пенными волнами воды.

– Марина!

Реагирую на оклик, только потому что ушам своим не верю.

Что он здесь делает? Зачем следом шел?

Злость и обида окончательно высвобождаются из тонкой пленкообразной оболочки, внутри которой я пыталась их держать. Закипая, стискиваю ладони в кулаки.

– Стой на месте! – приказывает на бегу.

Мотнув головой, отворачиваюсь. Делаю глубокий вдох и, шагнув вперед, прыгаю. Зажмуриваюсь изо всех сил, но едва проваливаюсь в морскую бездну, глаза в панике распахиваются. Лихорадочно машу руками, пытаюсь оттолкнуться, но ничего толком не получается. Даже после того, как я слегка продвигаюсь, вода не заканчивается. Внутри меня зарождается паника. Осознаю, что ей поддаваться нельзя. Но душа и сердце не спрашивают.

Мне страшно. Мне адово страшно.

Бью руками, расталкиваю морскую толщу, изо всех сил сражаюсь… И понимаю, что этого недостаточно.

Не справлюсь. Не выплыву. Погибну.

Боже… Мамочка…

Вздрагиваю и инстинктивно сжимаюсь, когда вдруг ощущаю на своем теле чьи-то руки. Отбиваясь, сопротивляюсь уже человеку. Но он крепко притискивает меня к себе и стремительно выносит нас на поверхность. За те последние секунды, что длится этот путь, у меня возникает одно-единственное ощущение: инфаркт близко.

Даже не знаю, что в моем возрасте трагичнее… Утопиться или умереть от сердечного приступа?

Благо, что первого, что второго удается избежать. Только какой ценой?!

– Совсем идиотка? – рявкает мне в лицо Шатохин, агрессивно разбрызгиваясь каплями воды, которая летит с его лица и торчащих волос. Они, черт возьми, даже влаге не поддаются. – Зачем ты это сделала?! Дура!

– Сам ты дурак! Баран, сволочь, козел… Ненавижу!!! – выкрикиваю на эмоциях в ответ.

Пытаюсь от него оттолкнуться, чтобы уплыть к выходу из моря. С этим я бы точно справилась! Но Даня, похоже, считает иначе. Притискивает к себе так крепко, что у меня невольно заплетаются ноги. Они оказываются то у него между бедер, то вообще в обхват его торса идут.

– Не дергайся, – рычит он, когда стучу по его плечам кулаками. – Утопишься, идиотка!

– Да хоть и утоплюсь! Нельзя, что ли?! Ха!

– Марина! Замри, сказал!

– Нет! Пока ты меня не отпустишь, не замру… – хриплю, не замечая, как из глаз просачиваются слезы. – Ты мне противен, ясно?! Лучше утопиться, чем терпеть твои прикосновения!

Знал бы кто, как велика моя ложь… Колотит меня вовсе не от омерзения.

Чувствуя горячее и твердое тело Дани, каждым нервом реагирую. Искрю будто оголенный провод. Господи, да я словно огромный бенгальский огонь. На все стороны раздаю. Изнутри сгораю.

– Переживешь, – цедит Шатохин, разъяренно сверкая глазами.

И, несмотря на все мои потуги, дотаскивает меня до самой лестницы. Только там отпускает. А потом… Едва я выпрямляюсь, чтобы с демонстративным форсом уйти от него, со всей дури лупит меня по заднице.

В потрясении застываю. От боли из глаз брызгают слезы. От удушающей обиды кружится голова.

Резко оборачиваясь, смотрю на свою ягодицу. Не верю до последнего, что он посмел так сделать. Но на стянутой мурахами коже отчетливо проступает красная пятерня.