Преступления в детской - Эйлет Уолдман

Как только Руби доела макароны и сложила брокколи в кучку на краю тарелки, я вытащила Питера из его кабинета, где он делал вид, что работает, а на самом деле усердно кликал мышкой, уничтожая компьютерных злодеев. Убедив его, что уже действительно пора идти, я вернулась в комнату. Я стояла нагишом и, лениво почесывая зудящий живот, изучала содержимое шкафов, словно ожидала найти там притаившегося Сасквотча,[12]камень с мостовых Атлантиды или пропеллер от самолета Амелии Эрхарт.[13]Или, по крайней мере, что-нибудь, что можно надеть. В самом начале первой беременности я радостно отправилась в магазин одежды для будущих мам, представляя себя в разнообразных элегантных костюмах, искусно скрывающих объемы и выставляющих напоказ мое внутреннее сияние. Сейчас дизайнеры одежды для беременных вовсе не считали, что их тучной клиентуре пристало выглядеть элегантной. Одежда там был скорее «милой». Бантики, ленточки, маленькие стрелочки, указывающие на живот. Ткани с улыбающимися рожицами и симпатичными цветочками. Очень много розового.

Не знаю, кто решил, что при беременности необходима инфантилизация женского гардероба, но я очень хотела, чтобы этот человек, кем бы он ни был, провел со мной несколько минут, когда я примеряла эту одежду. Мне довольно трудно выглядеть взрослой, потому что роста во мне всего пять футов. Когда я раздалась так, что мои объемы стали практически равны моему росту, да еще с лицом, принявшим пропорции луны, последнее, что мне требовалось, — это оборки на воротничке блузы из пастельно-голубой жатой ткани.

Я завалила свой шкаф черными леггинсами и безразмерными рубашками нейтральных тонов. Каждый день я упорно пыталась найти новую интересную комбинацию. Набеги на гардероб Питера помогали смягчать однообразие, но этот вариант становился менее доступным по мере того, как я дюйм за дюймом добиралась до его размеров, а потом — о, ужас — перевалила за них. Я выросла из его вещей так же быстро, как из своих.

Но сегодня я собиралась выглядеть достойно. Мы с Питером шли на премьеру фильма. Нас нечасто приглашали на эти голливудские приемы. Мы были не совсем «элитой». Однако продюсер, купивший последний сценарий Питера, только что закончил новый фильм, типичное кино в стиле «всех убью, один останусь». В главной роли снялся неразговорчивый шведский кикбоксер, на фоне которого Стивен Сигал выглядел кандидатом в Королевское Шекспировское общество. Хотя сам фильм просто обязан быть одновременно раздражающе громким и катастрофически занудным, я с нетерпением ждала шумихи вокруг премьеры. С тех пор, как я в последний раз якшалась с элитой Голливуда, прошло довольно много времени.

Я натянула пару вездесущих черных леггинсов, заставила их налезть на живот и снова уставилась в шкаф. Краем глаза я заметила вспышку. Там, в глубине шкафа, скрывалась вещь, выглядевшая опрометчивым приобретением, — усыпанная блестками темно-зеленая переливчатая блузка. Я купила ее сто лет назад, во время короткого периода шатания по дискотекам, и заправляла в ту самую кожаную юбку. Я надела блузку через голову и застегнула на разбухшем животе.

Я считаю, что во время беременности есть всего два способа одеваться. Первый — прятать живот под свободными туниками, похожими на ночную рубашку. Самый очевидный выбор. Второй — подчеркнуть величину живота, привлечь внимание к его содержимому. Зеленая блестящая блузка, натянутая так туго, что виден пупок, относилась к последней категории. Это было рискованно, но должна сказать, что сработало.

Я тщательно подкрасила глаза, выбрала темно-красную губную помаду, втиснула распухшие ноги в босоножки на платформе и, переваливаясь, вошла в ванную.

— Ну? Что ты думаешь? — сказала я тоном еврейской принцессы с Лонг-Айленда.

Руби сидела в ванной, ее волосы были намылены и скручены в рога на макушке, как у трицератопса. Питер сидел рядом на полу, изображая нападение трехдюймового синего пластикового тиранозавра. Они обернулись, чтобы посмотреть на меня.

— Ух, мама, ты очень модная, — сказала Руди с улыбкой.

— Ух, мама, ты очень сексуальная, — сказал Питер с вожделением.

Любимые мои, у одного вкус хуже, чем у другого.

— Я достаточно хорошо выгляжу для Голливуда?

— Ты настолько хорошо выглядишь, что тебя съесть хочется, — сказал Питер, хлопнув меня по заднице.

В кои-то веки Андреа, няня Руби, страдавшая анорексией, появилась вовремя. Как обычно, она принесла с собой контейнер натертой моркови и стеблей сельдерея. Я давно уже оставила попытки уговорить ее брать нашу еду. Одно время я даже покупала ее любимые овощи, но это не помогло. Она всегда приносила еду с собой, словно считала, что наша морковка впитывает лишние калории, лежа в набитом жирами холодильнике. Словно бекон тайком об нее трется, когда дверь закрыта.

Если отбросить сложности с питанием, Андреа была отличной няней, ответственной и творческой. Руби она нравилась. Когда мы уходили, они играли в «Карамельную страну», и Руби даже не подняла головы, чтобы попрощаться.

Питер припарковался так близко к кинотеатру, как только смог, и все равно нам пришлось десять минут добираться до трибун, установленных для поклонников шведа. К тому времени я уже прихрамывала на своих платформах и придерживала живот обеими руками, чтобы не давил на мочевой пузырь. Питер схватил меня за локоть и потащил сквозь толпы бьющихся в экстазе фанатов кикбоксинга. Казалось, что многие из них просто тренируют любимые удары в ожидании появления своего идола.

— Эй, осторожно, беременная женщина! — крикнул Питер, отталкивая парня в «найках», задевшего мой живот.

Наконец мы добрались до барьеров, отделяющих толпу от красной ковровой дорожки, ведущей в кинотеатр. Питер сунул гравированное приглашение под нос одному из стоявших на входе охранников. Тот жестом пригласил нас пройти в дырку между заграждениями, и мы ступили на красный ковер. Площадку перед кинотеатром освещало неимоверное количество горячих белых прожекторов. На ковре толпились журналисты, которые подбирались к звездам и совали микрофоны им в лицо. Когда мы взошли на ковер, толпа простолюдинов за баррикадами одновременно повернулась, чтобы на нас взглянуть. Когда они поняли, что мы никто, у них вырвался явственно различимый разочарованный вздох. Оператор, повернувший к нам свою видеокамеру-переростка, выключил свет и отвернулся, оставив нас на маленьком темном островке анонимности посреди яркого, заполненного звездами красного поля. Мы с Питером переглянулись и натянуто улыбнулись друг другу. Ничто не может заставить человека почувствовать себя несуществующим так, как это делает любая голливудская премьера.

Мы быстро шли по ковру к дверям кинотеатра. И тут возникшая из ниоткуда рука вцепилась мне в плечо и грубо дернула. Я пошатнулась и потеряла равновесие. Питер рывком обхватил меня за талию, чтобы не дать мне упасть, а я повернулась, чтобы выяснить, откуда взялась рука. И уперлась взглядом прямо в свекольно-красное лицо Брюса ЛеКрона собственной персоной. К этому времени он уже кричал.