Преступная мать, или Второй Тартюф - Пьер Бомарше

Бежеарс. А я этому нисколько не удивился, я же видел, с кем вы идете. Эта гадина вам прошипела, что я здесь выдаю ваши тайны! Столь низкие обвинения не могут задеть человека, который нравственно стоит на такой высоте, как я, — они ползают где-то там, далеко. Со всем тем, сударь, что вам так дались эти бумаги? Ведь вы же меня не послушались и взяли те, которые вам хотелось сохранить. О, если б небу угодно было, чтобы графиня обратилась ко мне за советом раньше, вы бы теперь не располагали против нее неопровержимыми уликами!

Граф (горько). Да, неопровержимыми! (В сильном волнении.) Подальше от моей груди — они ее жгут! (Выхватывает спрятанное на груди письмо и опускает в карман.)

Бежеарс (мягко). Теперь я, думается, с большим успехом вступлюсь за права законного сына; в конце концов не ответствен же он за свою горькую судьбу, которая толкнула его в ваши отеческие объятия.

Граф (снова вспылив). Отеческие? Никогда!

Бежеарс. Не виноват он также, что любит Флорестину. И тем не менее, пока он подле нее, могу ли я соединиться с этой девушкой? Быть может, она увлечена сама и согласится только из уважения к вам. Оскорбленная кротость...

Граф. Я тебя понимаю, мой друг. Твои соображения столь убедительны, что я решаюсь отослать его немедленно. Да, мне легче будет жить на свете, когда злополучное это существо перестанет оскорблять мой взор. Но как заговорить об этом с графиней? Захочет ли она с ним расстаться? Значит, придется прибегнуть к крайней мере?

Бежеарс. К крайней?.. Нет... Но воспользоваться для данной цели разводом вы можете: у отчаянных французов это принято.

Граф. Чтобы я предал огласке мой позор! Правда, некоторые жалкие людишки так именно и поступили, но ведь это последняя степень падения современных нравов. Пусть бесчестье явится уделом, во-первых, тех, кто идет на такой срам, а во-вторых, мерзавцев, повинных в этом сраме!

Бежеарс. Я поступил по отношению к графине и по отношению к вам так, как мне подсказывала честь. Я отнюдь не являюсь сторонником насильственных мер, особенно если речь идет о сыне...

Граф. Нет, не о сыне, а о постороннем человеке, отъезд которого я ускорю.

Бежеарс. Не забудьте и о дерзком слуге.

Граф. Да, он мне надоел. Вот тебе моя расписка, мой друг, беги к нотариусу и получи три миллиона золотом. Теперь у тебя будут все основания проявить великодушие при заключении брачного договора, с которым нам во что бы то ни стало надо покончить сегодня же... теперь утебя целое состояние... (Передает ему расписку, берет его под руку, и они оба направляются к выходу.) Сегодня в полночь, без приглашенных, в часовне графини... (Последних его слов не слышно.)

Сцена представляет ту же комнату графини.

Фигаро один, в волнении оглядывается по сторонам.

Она мне сказала: «Приходи в шесть часов сюда: это самое удобное место для разговора...» Я мигом слетал по разным делам и весь в поту вернулся домой. Где же она? (Ходит по комнате и вытирает лицо.) А, черт, я же не сумасшедший! Я же видел, как граф выходил отсюда с ним под руку!.. Так что же, из-за одного шаха бросать партию?.. Какой оратор малодушно покинет трибуну только потому, что один из его аргументов выбит из рук? Но что за гнусный обманщик ? (Живо.) Вырвать у графини согласие на истребление писем только для того, чтобы она не обнаружила, что одно письмо пропало, а затем уклониться от объяснения!.. Это олицетворенный ад, такой, каким нам изобразил его Мильтон! (Шутливым тоном.) Хорошо я сказал про него недавнокогда был уж очень зол: «Оноре Бежеарс — это тот самый дьявол, о котором евреи говорили, что имя ему легион, и кто приглядится к нему повнимательнее, тот заметит, что у этого беса раздвоенные копыта — единственная часть тела, которую, как уверяла моя матушка, черти не могут скрыть». (Смеется.) Ха-ха-ха! Я снова в веселом расположении духа, прежде всего потому, что мексиканское золото я отдал на сохранение Фалю, — так мы выиграем время. (Хлопает себя по руке запиской.) А затем... слушай, ты, лицемер пз лицемеров, перед коим исчадье ада — Тартюф — просто мальчишка! Благодаря всесильному случаю, благодаря моей тактике, благодаря нескольким луи, которые я кое-кому сунул, мне обещано твое письмо, где, как говорят, ты превосходнейшим образом сбрасываешь маску! (Раскрывает записку и читает.) Мерзавец, который его читал, просит за него пятьдесят луи... ну, что ж, он их получит, ежели письмо того стоит. Если мне в самом деле удастся вывести из заблуждения моего господина, которому мы с Сюзанной стольким обязаны, то я буду считать, что мое годовое жалованье истрачено не зря... Но где же ты, Сюзанна? Как бы мы с тобой посмеялись! О che piacere!..[3]Выходит дело, до завтра! Не думаю, чтобы нам грозила опасность нынче вечером... А впрочем, к чему терять время?.. Я всегда в этом раскаивался... (Очень живо.) Никаких отсрочек, побежим за разрывным снарядом, на ночь положим его под подушку, утро вечера мудренее, а там посмотрим, кто из нас двоих завтра взлетит на воздух.

Бежеарс, Фигаро.

Бежеарс (насмешливо). А-а, господин Фигаро? Приятное место — я опять встречаюсь здесь с вами, милостивый государь.

Фигаро (так же). Хотя бы потому приятное, что можно доставить себе удовольствие еще раз выгнать меня отсюда.

Бежеарс. Из-за такой безделицы вы все еще на меня обижаетесь? Спасибо за память! Впрочем, у всякого свои странности.

Фигаро. А ваша странность заключается в том, что вы защищаетесь только при закрытых дверях.

Бежеарс (хлопает его по плечу). Умному человеку нет смысла слушать все подряд, он и так догадается.

Фигаро. Это уж у кого какие способности.

Бежеарс. А много ли рассчитывает выиграть интриган с помощью тех способностей, какие он тут перед нами выказывает?

Фигаро. Не поставив никакой ставки, я выиграю все... если сумею обыграть другого интригана.

Бежеарс (задетый за живое). Посмотрим, как вы будете играть, милостивый государь.

Фигаро. Я не стану бить на эффект только ради того, чтобы потрясти раек. (С видом простака.) Впрочем, каждый за себя, бог за всех, как сказал царь Соломон.

Бежеарс (с улыбкой). Прекрасное изречение! Но ведь это он же сказал, что солнце светит для всех?

Фигаро (гордо). Да, и при этом освещает змею, которая собирается ужалить руку неосторожного своего благодетеля! (Уходит.)