Царь Федор Иванович - Дмитрий Володихин

Наконец, государь Федор Иванович лично отправился в поход против шведов и участвовал в боевых действиях. Стали бы царя брать с собой воеводы, если бы он был беспомощным идиотом? Кого могла вдохновить в войсках подобная фигура? Очевидно, государь в глазах десятков тысяч военных людей не выглядел ни «юродивым», ни «помешанным».

Конечно, можно предположить, что государя, безгласного и безропотного, использовали для повышения боевого духа русского войска. Иными словами, взяли с собой, дабы можно было питать храбрость служилых людей словами: «С нами царь! Царь — в двух шагах от вас!» Тогда царская кровь Федора Ивановича играла бы роль какого-то магического талисмана, на могучую силу которого уповала армия. Насколько подобная комбинация допустима в эпоху Средневековья? В Европе такое бывало. Что же касается русской действительности, и даже точнее, реальности Московского государства конца XV — XVII века, то ничего похожего отыскать не получается.

Иван III Великий, будучи соправителем и доброй надеждой слепого отца Василия II, начал ходить в походы, не выйдя из отроческого возраста. Разумеется, за него действовали воеводы, а он лишь выезжал вместе с московскими ратниками, дабы вселять в их сердца храбрость, а противнику одним своим присутствием показывать: Москва к этому делу относится серьезно. Сыновья Ивана Великого Иван Молодой и Дмитрий Жилка также очень рано стали выходить с войсками. В молодые годы они уже попробовали роль «главнокомандующих». Вообще, юный правитель или, еще того чаще, юный наследник престола в русской истории нередко оказывался на поле брани. Но не умалишенный и не слабоумный. Историческая судьба Московского государства помнит двух персон с царственной кровью в сосудах, явно воспринимавшихся соотечественниками как умственно неполноценные. Это, во-первых, Юрий (Георгий) Васильевич, брат Ивана Грозного. Он дожил до зрелого возраста, но ни разу не бывал с русской армией в каких-либо походах. И, во-вторых, брат Петра I царь Иван Алексеевич. Соправитель Петра Великого также скончался в возрасте, далеко уже не мальчишеском и не отроческом. Однако источники не донесли до наших дней сведений о его участии в воинских кампаниях. И в середине XVI столетия, и во второй половине XVII века Россия воевала более чем достаточно, чтобы для них нашлось местечко в штабе действующего полевого соединения. Но подобных примеров нет. Больных в Московском государстве не превращали в воителей, хотя бы они и принадлежали правящей династии. Следовательно, нет резонов говорить о каком-то исключении и для Федора Ивановича. Если он попал в действующую армию, к тому же решающую жизненно важные для страны задачи, значит, больным, умственно неполноценным его никто не считал.

* * *

Иногда настоящий большой мастер искусства интуитивно схватывает и передает то, вокруг чего настоящий большой ученый ходил годами, если только не десятилетиями, пытаясь в статьях и монографиях передать ту потаенную суть исторического процесса, которая не поддается логике. О царе Федоре Ивановиче с его «простотой ума» написано много научных трудов. Но ту самую суть — неявную, невысвечиваемую с помощью одного лишь холодного сияния ratio — обрели и точнее всего выразили все-таки не историки, а те, кому труды историков послужили источником для размышления.

Во-первых, Алексей Константинович Толстой — о нем уже заходила речь в самом начале книги.

Во-вторых, современный художник Павел Викторович Рыженко. Святая Русь, допетровская русская древность — вот предмет, которому посвящено большинство работ живописца. Одна из них вторгается в пределы сокровенных смыслов, посетивших Россию, когда наших предков хранила от бед молитва блаженного государя. Полотно Рыженко называется «Тайна Царева. Федор Иоаннович» (2005). И действительно, Павел Викторович с большой деликатностью открывает современному образованному человеку тайну четырехсотлетней давности, которая осталась для многих современников невскрытым посланием за семью печатями. Итак, на картине — «зал совета»: заседание Боярской думы в государевых палатах или иное действо, связанное с большой политикой. Трое высоких, брадатых мужей в горлатных шапках и драгоценных, золотом шитых одеяниях — большие бояре московские — стоят близ тронного кресла. У каждого из вельмож — отпечаток державных дум на челе. Они монументально возвышаются над царевым местом, самими позами сообщая о великом своем достоинстве, о привычке повелевать. А трон между тем пуст. Государь Федор Иванович покинул его. Между литыми, величественными фигурами «думных людей» царь… гладит кота, соскочив с монаршего кресла. Кот доволен, кот счастлив: распушился, распустил хвост, тянется к царской руке, ничего не боясь, — при этаком-то многолюдстве! Большой совет, собравший главных политических дельцов Московской державы, нежданно-негаданно прервался. Царю захотелось приласкать кота, и вся державная драматургия встала… Бояре молча терпят, окаменев лицами, лишь один из них укоризненно качает головой. Как видно, не впервой им терпеть царское мальчишество. Чего ждать от такого царя? Блаженненький, дурачишко, пускай забавляется. Не поправлять же великого государя! К тому же — вокруг все свои, каждый знает и понимает, что за потеха тут творится. В конце концов, велика ли беда? Чужеземцев нынче нет, позора перед иными державами не предвидится, а нам в странностях царевых виден свой прибыток. Смирен же, кроток, незлобив — вон как кот от счастья глаза выпучил! — так и народ при Феодоре свет Иоанновиче тихдоволен, да и нам, великим родам, царишка-простачок голов не сечет, как, бывало, отец его сек. Чего ж не потерпеть? Вот только царь не столь прост и придурковат, как мыслят о нем аристократы. Никто не видит, никто не замечает, как он, отвлекшись от забавы с котом, бросает на великих мужей взгляд, исполненный пронзительной мудрости. Царь знает их мысли. Царь играет в свою игру, слушая Бога, молясь за родную землю, милуя народ. И ему даровано свыше понимание того, что это милосердие, молитва, христианское восхищение миром, как совершенным творением Божьим, где любая мелочь — травинка, василек среди хлебных колосьев, блеск рыбьей чешуи на речном перекате, капля дождя, ласковый кот — стоит умиленного созерцания, одним словом, вся жизнь, освещенная острым чувством близкого присутствия Господня, неизмеримо важнее дворцовых интриг и даже политических дел. Будет царь благоверен, так и Бог не даст ему пропасть, а вместе с ним — и роду его, и земле от края до края. Так пусть же бояре считают своего царя мальчишкой, «пономарским сыном», которому ничего не любо, кроме колокольного трезвона, пусть видят отсутствие ума у государя, когда государь, отказавшись от своего ума, принял в себя ум Божий, пусть. Им так легче. Они заняты делами правления. Вот и хорошо. Надо же кому-то решать, в какую сторону следует поворачивать закон. Если подумать — тоже очень важное дело… П.В. Рыженко с поразительной силой передал, какой дар получила Россия в лице «простого» монарха, столь отличного от высокоумных аристократов.

Исторические источники времен царствования Федора Ивановича сходятся в том, что царский шурин Борис Федорович Годунов занимал при дворе исключительное положение. Тут иностранные авторы, наши летописцы, патриарх Иов и дьяк Иван Тимофеев пишут об одном. Расхождения можно видеть лишь в оценке того влияния, которое Годунов мог иметь на дела правления, да еще в сроках — когда именно установилось его беспрецедентное «соправительство» с венчанным монархом.