Послевкусие - Мередит Милети

Сегодня воскресенье, небо затянуто тучами — моя любимая погода. Немногие любят дождь так, как люблю я. Дождь вызывает у меня желание варить суп и печь хлеб, в дождь я чувствую себя счастливой, мне хочется уюта и тишины. Возможно, это у меня врожденное, ведь я родилась в Питсбурге, не самом солнечном городе. Я откидываюсь на подушки, прислушиваясь к милому голоску Хлои, к ласкающему слух шуму дождя за окном. Но внутри стоит какой-то ком, что я приписываю похмелью. Проходит несколько минут, и я внезапно вспоминаю, что сегодня воскресенье и, значит, Джейк придет проведать Хлою. Я вскакиваю и только тут замечаю мигающий огонек автоответчика. Габриэлла сказала, что вечером мне пару раз кто-то звонил, но она не стала отвечать, потому что в тот момент укладывала Хлою спать. Я включаю автоответчик.

«Привет, Мира, это Джейк. Звоню, чтобы напомнить, что сегодня приду смотреть Хлою. — Пауза. — Помнишь, мы с тобой договаривались? — Снова неловкая пауза. Джейк, по-видимому, ждет, когда я ему отвечу. Надеюсь, он мучительно соображает, где я могу быть в субботу в одиннадцатом часу вечера. — В общем, я хотел прийти в три. Мне нужно еще кое-что сделать, но потом я подумал… может быть, она в это время ест или спит, так что, если время неподходящее, то… не знаю… ладно, перезвони мне».

Я обдумываю слова Джейка. Ну конечно, в три часа дня Хлоя всегда спит. От мыслей меня отрывает второе сообщение. Надо же, а я и не заметила, как оно включилось.

«…так и не позвонила. Где ты? Тебя что, упекли за решетку? Между прочим, это единственная уважительная причина, чтобы мне не звонить. Твой отец говорит, что ему ты тоже не звонишь. Нехорошо. Кстати, какие у тебя планы на День благодарения? Не хочешь провести время в компании? В воскресенье «Стилерс» играют против «Джетс». Я мог бы вылететь в среду, и, если бы ты купила мне билет на матч, я бы любил тебя до конца своих дней. Позвони мне, паршивка ты этакая, ладно?» Сообщение обрывается внезапным щелчком. Ричард, с улыбкой думаю я. Последний раз я звонила ему действительно из тюрьмы — в день слушаний в суде. Рыдая в трубку, я принялась во всех подробностях выкладывать ему всю грязную историю. С тех пор прошло больше двух месяцев. Неудивительно, что он разобиделся.

Ричарда Кистлера я знаю тысячу лет; он любит рассказывать, что мы вместе росли, хотя он старше меня лет на двенадцать. Мы познакомились на собрании Анонимных Алкоголиков, когда мне было пятнадцать. В то время я училась в десятом классе; у мамы давно начались проблемы с алкоголем, а тут наступил момент, когда потребовалось серьезное медицинское вмешательство. Переезд из утонченного мира парижской высокой кухни в Питсбург, который привык гордиться своими варениками, фруктовыми желе и сладким майонезом «Миракл уип», дался матери очень тяжко, а тут подоспела еще одна проблема — я. Материнство, как признавалась она в моменты просветления, стало для нее началом конца, дорогой в пропасть, бутылкой виски, припрятанной в сумке с подгузниками.

Наша ближайшая соседка, миссис Фавиш, которая не только верховодила всеми еврейскими старушками в округе, но и самым внимательным образом следила за всем, что происходило в нашей семье, предложила мне посещать собрания Ал-Анон. На своем ломаном английском она поведала, что, хотя среди них алкоголики большая редкость, мужа ее сестры преследуют те же демоны, что и мою мать. Так она выразилась, словно алкоголизм — это бес, своенравный и лукавый, который ни с того ни с сего набрасывается на тебя, когда ты спокойненько занимаешься своими делами и ни о чем таком даже не помышляешь.

Однажды декабрьским вечером, во вторник, миссис Фавиш высадила меня перед школой Уитмана. Она хотела пойти со мной, но я не позволила. Убедившись, что миссис Фавиш уехала, я встала под уличным фонарем, покуривая одну из похищенных у матери сигарет и пытаясь собраться с духом. Там и нашел меня Ричард, дрожащую от холода в легкой джинсовой курточке. Сразу догадавшись, зачем я стою возле школы, он проводил меня на второй этаж. Настоящие алкоголики собирались в подвальном помещении, и народу там набилось тьма-тьмущая. В праздничные месяцы это было, очевидно, в порядке вещей. Позднее Ричард объяснил, что многие алкоголики срываются как раз в промежутке между Днем благодарения и Новым годом. Праздники как-то сами собой заставляют вспомнить все уважительные причины, толкнувшие тебя к выпивке, и устоять перед искушением в праздники особенно трудно.

Хотя, кроме меня, детей на собраниях Ал-Анон не было, я ходила туда упорно, не пропуская ни одного занятия. Наверное, меня привлекали сочувствующие лица, в основном женщин, их по-матерински доброе отношение, желание выслушать, хотя как раз меня-то никто не слушал: я же отказывалась говорить, и ко мне так и относились — как к сердитому ребенку, от которого несло запахом сигарет и дешевого мускусного масла. Возможно, мне просто нравилось, что у меня есть тайна, я ведь не сказала родителям, куда хожу. Об этом знала только миссис Фавиш.

Наверное, я не бросала собрания из-за Ричарда. Очень скоро мы стали друзьями. Часто после занятий он ждал меня у выхода. Я узнала, что собрания Анонимных Алкоголиков он посещает уже полтора года. Ходить туда он начал по настоянию любовника. Хотя их отношения быстро прекратились, Ричард бросил пить и завел себе на удивление много хороших друзей по АА, в основном из числа бывших сталеваров средних лет, которые за годы тяжелой работы пристрастились к пиву «Айрон Сити». Он говорил, что эти ребята здорово зауважали его, когда он отдал им оставшийся после разрыва с любовником абонемент на матчи с участием питсбургской футбольной команды. И все же это было рискованное знакомство для тридцатилетнего гея, торговавшего антиквариатом и еще недавно пившего только дорогое односолодовое виски.

Как это мило со стороны Ричарда — не забыть о Дне благодарения. Будет приятно встретить праздник в компании. Я собиралась пригласить Ренату и Майкла, но они улетают на Бермуды. Правда, Хоуп напрашивалась в гости, но, представив, как две одинокие женщины средних лет сидят над индейкой, я так приуныла, что сделала вид, будто не поняла намека. Но вот Ричарду я буду очень рада. Он поднимет мне настроение, надо будет и Хоуп позвать с собой, сделать доброе дело.

Когда я наконец укладываю Хлою спать, часы показывают два, а я так и не перезвонила Джейку. Попав на автоответчик, я прошу его позвонить мне. Потом звоню Ричарду, который в это время наверняка сидит на матче «Стилерс», и оставляю сообщение и ему: «Привет, это Мира. Изо всех сил стараюсь исправиться, но пока плохо выходит. Если я так и не научусь контролировать свои эмоции, меня запрут в камере, а ключ от нее выбросят. Помоги! Буду счастлива увидеться с тобой на День благодарения. Обещаю позвонить отцу».

Но отцу я не звоню. Мне пока не до него.

Стоит дождливый ноябрьский день. В такие дни свет включаешь уже в середине дня, сожалея, что у тебя нет кардигана. Пока Хлоя спит, я переодеваюсь. Не годится встречать Джейка в засыпанном мукой спортивном костюме. Я надеваю голубой джемпер, затем, секунду подумав, распускаю и расчесываю волосы. В квартире, которую я немного прибрала, горит мягкий оранжевый свет, из кухни доносится аромат долго томившегося супа и свежего домашнего хлеба. Я включаю искусственный камин, ставлю диск с записями Дайаны Кролл и устраиваюсь на диване с «Санди таймс». В самом начале четвертого раздается звонок в дверь. Я открываю. На пороге стоит Джейк с маленькой плюшевой гориллой в руке.